Донецк, 2014 год. Фото: Maxim Zmeyev / Reuters
После убийства Александра Захарченко шутка про Центральноевропейскую республику (по аналогии с Центральноафриканской) вполне резонно звучит по отношению к ДНР; когда человек погибает, ныряя в бассейн с крокодилами, интереснее выяснять, что он там делал и как туда попал, а не какой конкретно крокодил откусил ему голову. Любой заметный человек в ДНР (и ЛНР) – ну, не заведомый смертник, конечно, но, по крайней мере, человек из группы риска, жизнь которого не стоит примерно ничего. Над головой Александра Захарченко взорвалась не заминированная люстра, а сам воздух Донецкой республики, в химическом составе которого базовым элементом остается смерть.
Пространство управляемого хаоса между Россией и Украиной существует четыре с половиной года, это долго – гораздо дольше, чем, например, Донецко-криворожская республика, вдохновлявшая идеологов донбасского сепаратизма еще задолго до «русской весны», или чем Украинская народная республика. Даже если ДНР исчезнет сегодня, она уже будет состоявшимся проектом, как минимум на четыре года определившим жизнь сотен тысяч людей, и в истории Украины, и в истории России донбасский сепаратизм – факт, который уже навсегда. Даже если ДНР исчезнет сегодня.
