Во время митинга против пенсионной реформы в Москве. Фото: Sergei Karpukhin / Reuters
Человек с дубинкой, избивающий лежащего на асфальте безоружного гражданина – это худшее, что есть сегодня в России. По какому угодно критерию, в каком угодно зачете, даже если выстроить их всех в ряд – и матерого татуированного бандита, и бородатого террориста, и маньяка из парка, и толстого коррупционера, кого угодно – все равно худшим будет вот этот с дубинкой. Бандит умеет и любит рисковать. Террорист верит, по крайней мере, в свой рай с девственницами. Коррупционер знает, чего хочет. Маньяк подчинился страстям – но своим и ничьим больше. А этот – всеми свойствами он наделен по чужой воле. Дубинку ему выдали, форму сшили, сам по себе он никто. Трус и ничтожество, и какой бы ни была историческая этимология слова «мусор», его буквальное значение – ну, тот случай, когда язык не обманешь; ничего хорошего о человеке с дубинкой сказать нельзя, только вот это.
О человеке с дубинкой нельзя сказать и того, что он сам по себе что-то решает, и что от него что-то зависит; конечно, нет. По крайней мере, когда речь идет о политическом мероприятии, за каждым замахом дубинки стоит политическое решение, принятое не человеком с дубинкой и даже не его начальниками при генеральских погонах. Они, в общем, сами дубинка в руках людей в костюмах, которые каждый раз в зависимости от своих политических планов, текущих обстоятельств и прочего решают, быть дубинке или не быть, бить безоружных граждан или не бить. Случаев, когда протестующие ждали полицейской жестокости, а ее не было, в истории последних лет тоже хватало.
