Дом на набережной, 1950 год. Фото: А.-Задикян

Дом на набережной, 1950 год. Фото: А.-Задикян

Большая литература всегда приходит, откуда не ждали. И вот самое наглядное: американский историк пишет для американцев книгу о России и в какой-то момент понимает, что ее нужно писать по-русски. То, что могло бы стать авторизованным переводом, становится русским оригиналом, пусть и написанным после английского текста. «Это очень русская книга. Она только тогда заживет по-настоящему, когда выйдет по-русски», – говорит Юрий Слезкин, и повода искать маркетинговое кокетство в его словах нет, русскую книгу всегда можно отличить от нерусской по неуловимым и, вероятно, не подлежащим литературоведческой классификации признакам – может быть, перехватывает дух, может быть, наворачиваются слезы, а может быть – тихо материшь издательство Corpus за их стандартную ульяновскую полиграфию, когда типографская краска размазывается по бумаге от легкого прикосновения руки, а тонкая бумажная суперобложка рвется от самого легкого натяжения; могли бы и получше издать – такие книги ведь на всю жизнь, «хранить вечно».

Том Стоппард в отзыве на обложке пишет, что это «словно читаешь Солженицына с иллюстрациями». Издательская аннотация усугубляет, сравнивая документальную сагу Слезкина с «великими литературными эпопеями» – «Войной и миром», «Архипелагом Гулагом» и «Жизнью и судьбой»; тут и повод поморщиться от ставшего неприличным еще в восьмидесятые сравнения Гроссмана с Толстым, и уже во вторую очередь – от сравнения Слезкина со всеми тремя – игры в «моментальную классику» заведомо неблагодарны (помните, был лет пять назад такой роман «Обитель»?). Пошлость рекламных восторгов давно никого не убеждает, все книги у нас – «моментальная классика», на читателя такое давно не действует. И если автор с первых страниц оказывается сильнее естественного читательского предубеждения – значит, он действительно молодец.

С «Архипелагом Гулагом» сравнивать и в самом деле некорректно – там, помимо текста, была и судьба книги, и судьба автора, но это как раз оговорка не в пользу Солженицына – будь он на момент издания «Архипелага» американским профессором, а его тема – давно изученной и обсужденной, как сложилась бы судьба его книги? «Броненосец ‘’Потемкин’’» в наше время провалился бы в прокате – другое дело, что еще вопрос, было бы вообще сейчас кино, если бы не было Эйзенштейна.