14 октября Мосгорсуд в апелляции оставил без изменений приговор Константину Котову, получившему 5 сентября четыре года колонии по «дадинской» статье (212.1 УК, многократное нарушение правил публичных мероприятий). Котова защищает Мария Эйсмонт – адвокат, в недавнем прошлом известный журналист и публицист. На апелляции интересы Котова, кроме нее, представляли еще 12 известных защитников – каждый за символическую плату в 212 рублей 10 копеек. О том, каково работать адвокатом в «московском деле» и вообще в России сегодня, Мария Эйсмонт накануне апелляции рассказала Андрею Синицыну.
– Что ты скажешь про саратовскую историю? [Мы разговариваем на следующий день после того, как в Саратове нашли убитой пропавшую девятилетнюю девочку, толпа хотела линчевать подозреваемого, а два депутата Госдумы призвали вернуть смертную казнь.]
– Она, конечно, ужасна. И ужас настолько застилает глаза, что очень трудно сказать что-то другое, кроме слов гнева, агрессии и так далее. Сложно что-либо сказать, понимая, в каком состоянии все. Вместе с тем вопросов очень много. То, что нам известно про подозреваемого – презюмируем, что это он убийца (хотя мы пока точно не знаем, но допустим), – этот человек находился под контролем государства: следственных органов, органов исполнения наказания,- многократно и в течение многих лет. То есть это полное фиаско государства. Если не получилось как-то поменять его отношение к своим действиям, значит, нужен был такой контроль, который бы не позволил ему совершить новое преступление. Когда органам надо, они могут это делать: за нашими оппозиционерами такой контроль – муха не пролетит. Каждый разговор записывается, каждая идея, каждый твит, ретвит. Я тоже следила за поисками девочки и репостила объявление – чтобы его увидели знакомые в Саратове, – и когда пришла жуткая новость, так совпало, что я в этот момент смотрела Навального, который рассказывал, что дело ФБК ведут 112 следователей. То есть был какой-то отвратительный рецидивист, про которого системе было хорошо известно, что он опасен. И вот «Лиза Алерт» ищет эту девочку, а 112 следователей занимаются херней.
Понятно, что в самых демократических, цивилизованных странах такие преступления были и будут. Вопрос в том, сколько их будет – и есть ощущение, что их будет меньше при другом подходе. Вопрос, будут ли делаться какие-то выводы после каждой такой чудовищной истории, чтобы не допустить следующей? У нас, как мы видим, они пока не делаются.
Настроение людей мне абсолютно понятно. Если бы я была в этой толпе, при всей моей ненависти к насилию, я бы тоже наверно требовала его линчевать, ну, как мать. К людям у меня претензий нет и быть не может, а вот к разным деятелям, которые начинают на этом спекулировать, претензий очень много. Лучше бы они заткнулись, честно говоря.
– Ясно. Сколько следователей в деле Константина Котова, которого ты представляешь в суде?
– У нас шесть. Всего шесть.
– Как они работают?
– Они работают очень плохо, топорно. Открываешь материалы дела, а там, например, допросы полицейских, которые когда-то задерживали Котова. Читаешь один, другой – одно и то же, дословно. У нас там было пять допросов разных полицейских – абсолютно идентичны. То есть их скорее всего и не допрашивали, а просто в лучшем случае дали подписать текст.
За последние годы деградировали все институты: образование, наука, здравоохранение, законодательство, тоже самое случилось со следствием и прокуратурой. Любое обвинение, основанное на лжесвидетельствах, подброшенных наркотиках, заказных экспертизах, тащат в суд и получают приговор. Презумпция невиновности и даже УПК остаются за переделами судопроизводства, этакий факультет ненужных вещей.
Дело в том, что Россия за эти годы превратилось в сословное государство: высший класс - аристократия (представители высших органов власти и руководители госкорпораций); средний класс - дворянство ( чиновники и служащие среднего уровня и приближенные к ним предприниматели) и плебс (простой народ). В соответствии с этой иерархией человек из плебса осуждается по щелчку пальцев. Судьи, следователи и прокуроры - все одной крови, а адвокат - плебс. По этой причине суд присяжных загнан в резервацию, поскольку в нем плебс получает доступ к судебной власти, что с точки зрения аристократии недопустимо.
В тех редких случаях, когда из пасти репрессивного аппарата удается вытащить жертву, усиливается скрежет этого механизма и разрабатываются меры по исключению каких-либо послаблений для будущих жертв. По этой причине судебная система в России не имеет никакого отношения к правосудию.
Все-таки слава честным адвокатам, готовыми воевать с заведомо превосходящим по силам и мощи противником, когда состязательность процесса сведена почти к нулю.
Однажды пересёкся фейсбучными «пузырями» с действующим судьёй районного суда. Мировоззрение такого (несмотря на 35-40 лет) бывалого дяди из гаражей, никогда не пропускающего «Вести недели», полная непрошибаемость логическими аргументами.
Слава Богу, когда заканчивал школу не выбрал из трех вариантов такое профессиональное будущее, как адвокатура, по крайней мере, уголовная. Всегда удивлял энтузиазм адвокатов. У онкологов хоть процент благоприятных исходов повыше. А здесь просто 0%. Но теперь понятно поведение Марии, ее открытые нападки на систему, так не характерные для других адвокатов. Она новенькая в профессии. И, наверное, скоро ее покинет. Как говорится, оставь надежду всяк сюда входящий.
Почитайте интервью с Генри Резником. Говорит приблизительно то же, что и Мария Эйсмонт. Он уже больше 30 лет в адвокатуре, никак не "новенький".
Вы считаете, что Резник то же не разобрался? :) Большая доля гражданских дел, общественная, научная и учебная нагрузка. + стаж с СССР и возраст, в котором уйти в другую профессию сложно. И, главное, его статус. Вот и все отличия между ними.
Пустой разговор. Все мимо темы. Вижу у Вас одно лишь желание "укусить" автора. Ну, приятного аппетита...
Мария, респект. Решиться начать работать адвокатом в условиях презумпции виновности дорогого стоит.
Спасибо. Очень хорошее интервью. При твердой позиции - есть критичность к себе. Тут ни с чем спорить невозможно и не хочется, можно только снять шляпу.