От дедушки мне достались фамилия, имя и слабые легкие. Я горжусь им, хотя долгое время этого не осознавала. Мой дед всегда был молчаливым и стеснялся обнимать своих близких, делал это робко и неуверенно. Несколько раз отец рассказывал его историю, но уложить ее в голове мне удалось не сразу. Только к 30 годам я смогла осознать масштаб трагедии, случившейся с ним и другими поволжскими немцами.