Фото: https://pxhere.com/
Джеральд Коэн – политический философ, заслуги которого можно перечислять долго, но в рамках этой статьи выделим одну, возможно, самую главную. Она заключается в том, что философия Коэна опровергает распространенный стереотип о социалистической мысли. Согласно этому стереотипу, социалистическая идея обязательно опирается на представление о неких надиндивидуальных сущностях – таких, скажем, как История, Прогресс или Общество – а на идею индивидуальных прав и свобод, на идею справедливого договора между отдельными индивидами смотрит свысока, как на либеральную блажь. При желании этому стереотипу, как и всякому стереотипу, можно найти подтверждения – многие левые философы действительно ему соответствовали. Но по сути своей он ложен. Коэн демонстрирует, что именно последовательное принятие главной либеральной ценности – ценности равного уважения к каждой человеческой личности как к свободному моральному субъекту – ведет к социализму.
В этой серии статей речь пойдет о тех его идеях, которые, на мой взгляд, наиболее ярко демонстрируют, сколь неверен упомянутый стереотип. Все они касаются не тех самых мегасущностей, но того, какие права должны быть у индивидов и какими должны быть справедливые условия их взаимодействия. Каждую из этих идей можно рассматривать как ответ, во-первых, на антиэгалитарные аргументы его коллег-философов, а во-вторых, на популярные возражения, выдвигаемые против сторонников равенства в повседневных дискуссиях. Эти возражения далее будут выведены в качестве подзаголовков.
Рынок и свобода
«Чем более свободен рынок, тем более свободно общество вообще»
Обычно левые отвечают на это, говоря, что сторонников капитализма волнует негативная свобода – свобода от вмешательства, тогда как настоящей ценностью обладает свобода позитивная, то есть свобода самореализации. Однако Коэн в дискуссиях часто предпочитал оставаться на территории противника, соглашаясь (по крайней мере, спора ради) с его базовыми посылками. В данном случае он принимает концепцию негативной свободы, но утверждает, что неограниченный рынок совершенно не обязательно ее максимизирует.
Во-первых, Коэн указывает на очевидный факт, который тем не менее часто забывают сторонники вынесенного в подзаголовок утверждения: деньги – это не вещь. У них нет единого материального воплощения, ведь их роль могут играть совершенно разные предметы: банкноты, куски металла, шкуры – все, что люди договорились считать деньгами. Они могут существовать вообще не в качестве предмета, а лишь как число на цифровом банковском счете. Более того, в мире, где информация распространялась бы мгновенно, а люди бы обладали феноменальной памятью, деньги могли бы существовать вообще исключительно в виде знания о деньгах. Деньги – это социальное отношение. Человек, обладающий деньгами, обладает не вещью, а определенным статусом. Что дает этот статус? Представьте, что вы хотите взять с витрины в магазине понравившийся вам предмет, но у вас нет на это денег. Или едете в поезде в другой город, не купив билет. С большой вероятностью в вашу деятельность вмешаются другие люди. Наличие денег – это социальный статус, блокирующий вмешательство. Но это означает, что распределение денег – это в действительности распределение свободы от вмешательства, и капиталистическая экономика вовсе не делает всех одинаково свободными. Напротив, в ее рамках всегда воспроизводятся структуры, в которых одни люди обладают негативной свободой, а другие – нет. Отсутствие накладываемых на рынок ограничений обычно ведет к большему денежному и имущественному неравенству, а значит, и к более неравному распределению свободы.
Конечно, у некоторых такая стратегия может вызвать недовольство: человек, пытающийся получить продукт, не заплатив, – это грабитель, нарушающий чужие права. Какое вообще он имеет отношение к свободе? Это, однако, скользкая дорожка. Ведь каждому, кто высказывает такое возражение, нужно решить, как он определяет свободу – как «не-вмешательство» или как «не-вмешательство в действие, уважительное по отношению к правам других». Если мы выбираем первое, нам нужно признать, что свобода «грабителя» нарушается, когда в его действие вмешиваются сотрудники магазина. Если же мы выбираем второе, то подмешиваем в нашу концепцию свободы определенное представление о справедливости и правах, которое требует отдельного доказательства. Задача такого доказательства дополнительно осложняется тем, что оно не должно отсылать к ценности свободы как не-вмешательства, так как это создаст логический круг. Обычно такие доказательства ссылаются на понятие заслуг и ответственности или же на какой-то вариант концепции самопринадлежности – об этом чуть ниже.
Леволиберальные философы вроде Исайи Берлина и Джона Ролза рассматривали социальную политику, направленную на сокращение бедности, как необходимый компромисс между свободой и другими ценностями. Концепция Коэна позволяет увидеть, что на самом деле борьба против бедности и за большее экономическое равенство – это борьба за свободу. Разумеется, само по себе это не означает того, что капитализм менее предпочтителен с точки зрения свободы, чем другие экономические системы. Возможно, это не идеальное, но наиболее предпочтительное устройство общества, а при других вариантах свобода распределялась бы еще более неравно. Тем не менее аргументация Коэна точно показывает, что для большинства граждан наложение на капиталистический рынок ограничений – вроде, например, тех, что подразумеваются государством всеобщего благосостояния, – означает не сокращение свободы, а ее усиление. Впрочем, воззрения Коэна были все же радикальнее, чем простая социал-демократия.
Эгалитарная собственность на естественные ресурсы
«Неравенство неизбежно возникает, если люди имеют возможность свободно пользоваться своими талантами и способностями»
Излюбленным противником Коэна был Роберт Нозик, один из наиболее влиятельных философов-либертарианцев. В основе его теории лежит идея самопринадлежности, согласно которой каждый человек обладает такими правами на собственное тело, какими рабовладелец обладает в отношении раба, то есть является его единственным полноценным хозяином. Только сам человек имеет право решать, какие действия совершать с помощью своего тела и что делать с доходом, полученным в результате этих действий. Из этой убедительной на интуитивном уровне идеи Нозик, как и большинство либертарианцев, делает далеко идущие выводы. Наиболее значимый – несправедливость любого перераспределения. Если вы, никак не нарушая самопринадлежность других людей, заработали определенную сумму денег, то любое недобровольное изъятие сколь угодно малой доли заработанного будет означать, что часть времени вы работали не на себя, а значит, ваша самопринадлежность была нарушена, вы были рабом. А значит, даже общество, состоящее из одного мультимиллиардера и миллионов бедняков, можно назвать справедливым, если богач заработал свое состояние, не применяя к беднякам прямое насилие или принуждение. Более того, если часть этих бедняков будет готова стать рабами богача за то, что тот будет давать им еду, то и в этом не будет ничего несправедливого. Если мы хотим, чтобы у людей действительно была самопринадлежность, чтобы они «жили своей жизнью», нам придется смириться с неравенством.
Философам-либералам вроде Ролза было несложно отмахнуться от взглядов Нозика – они просто не относились к концепции самопринадлежности серьезно. Но Коэн был выходцем из марксистской традиции, которая во многом опиралась на идею о том, что продукт должен принадлежать его производителю, то есть на идею, очень схожую с самопринадлежностью. Так что теория Нозика его обеспокоила. Полемике с либертарианством посвящена его самая известная книга – «Self-Ownership, Freedom and Equality». В ней он выкатывает против Нозика целый арсенал аргументов, но наиболее влиятельным, пожалуй, оказался тот, что связан с присвоением естественных ресурсов.
Доход не появляется исключительно из нашего использования своих талантов и способностей. Помимо них, нам необходимы внешние ресурсы – будь это инструменты, сырье или даже просто пространство. Каким образом мы присваиваем их себе? У Нозика есть концепция присвоения: изначально ресурсы не принадлежат никому, и кто угодно может присвоить сколько угодно ресурсов, при условии, что он не делает ситуацию остальных хуже, чем она была до присвоения, или в достаточной мере компенсирует им ухудшение ситуации.
Коэн обращает внимание на то, что самопринадлежность приводит к неравенству не сама по себе, а только в том случае, когда оказывается совмещена с такой теорией. Но почему мы должны считать, что ресурсы изначально не принадлежат никому? Если мы убираем из схемы Нозика эту посылку, она рассыпается. Представьте мир, в котором каждый обладает самопринадлежностью, но ресурсы изначально находятся в совместной собственности всего человечества. Станет ли неравенство естественным результатом самопринадлежности в таком мире? Разумеется, нет. Для получения дохода требуются материальные ресурсы, которые находятся в совместной собственности. Но то, что ресурсы находятся в совместной собственности, означает, что у собственников есть право вето. А это значит, что они будут просто блокировать доступ к ресурсам тем, кто не хочет делиться доходом. При этом самопринадлежность нисколько не будет ущемлена – совместная собственность касается лишь внешних ресурсов, но не людей. В таком мире мы будем вынуждены спрашивать разрешения у других каждый раз, когда нам нужен доступ к материальным ресурсам, что сделает самопринадлежность исключительно формальной. Однако, говорит Коэн, это не должно смущать Нозика, ведь и его теория вполне допускает такое положение дел, при котором самопринадлежность становится лишь формальностью (см. пример про мультимиллиардера и рабов выше).
Коэна не привлекал описанный им воображаемый мир – он считал, что левые должны стремиться не к всеобщей взаимной закабаленности, а наоборот – к развитию и усилению автономии личности. Для него это был лишь контрпример, способ разбить аргументацию Нозика. Тем не менее этой идее была уготовлена большая карьера. Возможность совмещения самопринадлежности с эгалитарной собственностью на ресурсы легла в основу левого либертарианства, заметного направления, которое развивают такие философы, как Хилел Штайнер, Питер Валлентайн, Майкл Оцука, Джонатан Куонг, Матиас Рисс и многие другие.
Продолжение следует. В следующей части речь пойдет об ответственности бедных за свое положение, коллективной несвободе рабочих и межличностном тесте при анализе экономических утверждений.