
Палаточный лагерь для больных. Олимпиадинский ГОК. Фото: ngs24.ru / vk.com
Открытая дискуссия Republic «Российский капитализм в эпоху пандемии», расшифровку которой публикуется ниже (с незначительными сокращениями для удобства чтения), состоялась 29 мая в зуме. В ней участвовали авторы журнала «Деньги» – основатель Центра социального проектирования «Платформа» Алексей Фирсов, основательница проекта Sh.e и координатор программы «Демократия» Фонда им. Генриха Бёлля в РФ Нурия Фатыхова, профессор ВШЭ и бывший заместитель министра промышленности и торговли Станислав Наумов, а также главный редактор журнала «Деньги» Ольга Проскурнина.
Поводом для разговора стали события на Олимпиадинском горно-металлургическом комбинате, входящего в крупнейшую российскую золотодобывающую компанию «Полюс-Золото». В середине мая там обнаружили коронавирус у 866 работников. По сообщениям СМИ, заболевших изолировали в спортзале и общежитии без доступа к лечению и средствам гигиены, а поселок Еруда оцепили с помощью Росгвардии. К участию в дискуссии были приглашены представители компании «Полюс Золото», но они на приглашение не ответили.
Ольга Проскурнина: Давайте поговорим о том, почему такие ситуации, как на Олимпиадинском ГОКе, в принципе возможны сегодня. Вот есть «Полюс Золото» («Полюс»), корпорация с капитализацией 1,6 трл рублей, акции котируются на Лондонской бирже, кодекс корпоративного управления принят, всё прекрасно, – а нравы на производстве при этом, как на тех самых Ленских приисках в 1912 году. Почему это вообще происходит? Где сбой? Алексей, ты за последние 20 с лишним лет работал в нескольких крупных корпорациях – от «Сибнефти» до «Сибура», начнём с тебя.
Алексей Фирсов: Я как социолог – в нынешнем своём жизненном амплуа – постараюсь занять некую дистантную позицию. Первое, что важно [отметить]: у нас нет позиции «Полюс Золото». Да, мы их приглашали, но их нет, мы не знаем их позицию. В ряде случаев позиция пострадавшей стороны всё же проходит через некоторое искажение, объективно так случается. То есть, может быть, всё было не так драматично. Тем более, насколько я понимаю, палаточный лагерь, на который жаловались работники, делала армия. То есть, армия пришла на помощь и использовала то снаряжение, которое у неё есть, – вполне возможно, это не идеальное снаряжение, там были жалобы на матрасы, сырые палатки и так далее.
Второй момент, который надо учитывать, – это сама проблема менеджмента. [Это] не первая компания, на которую я смотрю в период кризиса. Для них эта ситуация – шоковая: инструментов нет, красных папок, [которые] открываешь и смотришь, что делать, когда опасный вирус захватывает твой персонал, не существует, не существовало до сих пор, реагирование не развито, все профильные службы – HR, PR – привыкли работать в линейной, спокойной, сытой жизни, по большому счёту, офисной, когда принимаются решения, обсуждаются, проходят совещания – 5 совещаний, 10 совещаний, решение принято, торопиться некуда. Здесь всё нужно делать моментально, откуда-то всё взять. Это второй фактор.
Третий фактор – дистанция между Москвой и регионом. Там, в регионе, есть некий человек, который на месте решает проблему, он докладывает в центр. Как он докладывает в центр – бог весть. Этот человек находится, в общем-то, в карьерной позиции, ему нужно показать свою высокую эффективность. И вполне возможно, что сама Москва, корпоративный центр, который точно, уж я думаю, не поскупился бы на все эти вещи, просто получает некую искажённую картинку менеджера, который – гипотетически, ни в коем случае не хочу никого обвинить заточен по-старинке на оптимизацию, на то, что косты нужно срезать, ну, и так далее. Это третье.
И четвёртый момент – репутационный. Компания не в B2C-сегменте находится, то есть люди не знают, чьё они золото носят на себе, поэтому вот такой угрозы брендам, которая существует у сегментов фэшена или продуктовых, у компании «Полюс Золото» нет, продукт анонимизирован, это раз. Все эти отчётности, social responsibility и так далее…. Ну да, это, в принципе, инструмент для работы на западных рынках, на это обращают внимание, но там есть своя система приоритизации, по большому счёту. Если бы это была какая-то экологическая проблема, это вызвало бы больший эффект, потому что на «зелёный» фактор там смотрят очень внимательно. На отношения с вахтовиками, которые вообще по своему социальному статусу непонятно кто, – это же проблема с вахтовиками была, это тоже надо отметить, – статус вахтовиков плохо описан, это не штатные работники. Как написал один из работников компании: «Ну, мы привыкли, что с нами, как со скотинкой, обращаются». Это четвёртый фактор.
Даже если принять во внимание, что там всё описано корректно, я бы не распространял ситуацию с «Полюс Золотом» на весь российский бизнес, который очень неровный. Есть определённые культуры, которые выходят даже за рамки компаний, которые, скорее, относятся к секторам. Вот, скажем, я плохо верю в то, что это могло бы произойти в нефтяной промышленности. Почему? Потому что нефтяная промышленность высоко конкурентна, в том числе за кадры, в том числе за вахтовиков. Там люди постоянно перетекают из одной компании в другую: вот не понравилось тебе в «Лукойле», ну, пожал плечами, пошёл работать в «Газпромнефть», не понравилось в «Газпромнефти» – пошёл в «Роснефть» работать. Они все в двух регионах главным образом сосредоточены, в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком округах. Есть манёвренность. Потом есть определённая стилистика компаний, которая годами создаётся, – есть более жёсткие компании и более мягкие, более гуманитарные и более такие… чугунные. И вполне возможно, что «Полюс» – это одна культура, другая компания – другая культура. Это, опять же, не вопрос ко всему российскому капитализму. Я не собираюсь выступать как адвокат компании, но всё-таки это то, что нужно иметь в виду, начиная эту дискуссию.
Ольга Проскурнина: Алексей, спасибо. Я бы тогда передала слово Нурие, которая у нас тут представляет условный Запад как человек, который работает в Фонде Генриха Бёлля. Нурия, что ты думаешь об этой ситуации? Насколько история типична для российского бизнеса, и возможно ли это в Германии, например, на большом промышленном предприятии?
Нурия Фатыхова: Я бы очень хотела представлять всё-таки Россию, а не Запад, потому что я не разделяю очень многие западные позиции, я вам потом объясню, почему. По поводу этой ситуации у меня есть два видения, одно связано с феноменом корпоративной социальной ответственности в России, и я, наверное, с этого начну, а второй, более философский подход, касается неоколониализма, который спровоцировал глобальный капитализм, новый виток глобального капитализма. И там как раз о Западе и поговорим, и о том, что Россия в этой истории совсем не уникальна.
Если начать с корпоративной социальной ответственности, то я, вообще-то, большая сторонница хорошего бизнеса. Бизнес – это часть общества, и здоровье общества – в интересах бизнеса. В 2012 году, когда в России был принят этот дурацкий закон о некоммерческих организациях – иностранных агентах, стало очевидно, что подавляющее большинство общественных и политических НКО в стране действительно финансировали зарубежные фонды. Тот же Сорос финансировал «Павлово-Посадские платки», например. Но вот западные деньги ушли – а что же осталось? Я была уверена: чтобы оставаться критически настроенным по отношению к тем, кто стоит у власти, здоровое общество должно финансировать свой некоммерческий сектор не через государство, а из других источников. Бизнес как раз и заменяет государство в этой ситуации.
Так вот, год назад мы с компанией ToDoGood, которая занимается интеллектуальным волонтерством, проводили исследование под оптимистичным названием «Бизнес меняет общество», которое включало в себя глубинные интервью с руководителями отделов корпоративной социальной ответственности. Результаты оказались пугающими – я долго не могла от депрессии отойти. При том, что в КСО работают очень квалифицированные люди, в российских корпорациях это – самые бедные отделы. Бюджеты отделов КСО несопоставимы с маркетинговыми, например. В итоге все программы этих отделов сводятся к посадке деревьев возле офиса или одноразовой помощи престарелым и детям. О реальном отношении руководства российских компаний к отделам КСО говорит то, что некоторые из опрошенных руководителей этих отделов ни разу в жизни лично не встречались с топ-менеджерами своих корпораций. Отделы КСО не привлекают к подготовке корпоративных стратегий. Их просто как будто нет.
К чему я всё это говорю: получив приглашение поучаствовать в сегодняшней дискуссии, я первым делом принялась смотреть отчёты «Полюса» о корпоративной социальной ответственности за несколько лет. Сразу наткнулась на «17 целей устойчивого развития ООН». Блестящие отчёты, любая западная компания может позавидовать тому, насколько экологически ответственен «Полюс», насколько бережёт своих сотрудников. Но что стоит за этой отчётностью? Ситуация, которая произошла – наверное, это и есть ответ на вопрос. Оказывается, за отчётностью «Полюса» стоит абсолютное игнорирование и непонимание того, что такое цели устойчивого развития. Картинки палаточных лагерей для заболевших сотрудников «Полюса» напоминают поля сражений Первой мировой войны. И когда после этого заглядываешь в «Цель устойчивого развития №6» компании «Полюс», где речь идёт про чистую воду и гигиену…
Ещё хочется поговорить о неоколониализме современного капитализма в этой связи, но это отдельный вопрос.
Станислав Наумов: Не во всём согласен с введением в проблему, которую сделала Ольга. Картина противоречивая, и очень жаль, что коллеги из «Полюс Золота» не принимают участия в нашем разговоре. Да, два человека умерло – но 80 человек выздоровело. Есть недовольство со стороны рабочих, и это заслуживает внимания и обсуждения. С другой стороны, мы видим, что тяжелобольных людей вывозят на вертолетах, чтобы спасти их жизни. Будем считать, что это хорошая основа для дискуссии о социальной ответственности наших олигархов, капиталистов, крупных собственников. Перед началом разговора я специально поискал классическую работу Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» – и мне кажется, сейчас мы пытаемся разглядеть, есть ли этика у наших капиталистов. На сайте «Полюс Золота» в описаниях вакансий чётко написано, что включает в себя социальный пакет работника по вахтовому методу на Олимпиадинском ГОКе. У него 11-часовой рабочий день, есть и другие различия с условиями труда во внутригородской промышленности, но есть и своя социальная сфера в этом посёлке.
Думаю, сбой произошёл на уровне сотрудников, отвечающих за публичные антикризисные коммуникации в компании. Мы недооцениваем социальные сети, то, что корпоративные образы складываются не только из сайтов и буклетов, но и из того, что сами работники и сотрудники говорят. В данном случае мы имеем исключительную корпоративную идентичность – она не такая же, как традиционная индустриальная, к примеру, на Урале; люди приезжают из самых разных городов. Я не думал бы, что этот негативный случай можно назвать нарицательным. Напротив, считаю, что крупные российские капиталисты, такие как Керимов, ещё в начале карантина проявили свою, персональную долю социальной ответственности – не потому, что у государства нет денег (их достаточно, как мы видим по реализуемым программам), а потому, что нужно было сделать символический правильный ход и поделиться тем, что есть, пока не раскачались региональные бюджеты. У нас ещё такие дурацкие законы о госзакупках, которые любого, кто начнёт что-то закупать, рано или поздно подведут совсем не под монастырь. Поэтому, думаю, мы должны быть объективны и не восхвалять крупный бизнес – все эти благотворительные вклады наших олигархов на 1 млрд рублей со временем окупятся, – а готовиться к следующим этапам эпидемии, разрабатывать регламенты поведения в кризисных ситуациях, как говорил Алексей, и договариваться, как правильно себя в этих ситуациях вести. С одной стороны, спасать жизни людей, а с другой стороны, не создавать дополнительную напряженность непродуманной информационной политикой. Вольно или невольно, мы сейчас создаём особую подсветку тому, что можно было бы совсем иначе показать.
И тут, конечно, большая доля ответственности лежит на губернаторах. Я считаю, губернаторы сибирских регионов должны были уже натренироваться на наводнениях и лесных пожарах, чтобы быть готовыми к чрезвычайным ситуациям.
«Мы здесь прогрессоры»
Ольга Проскурнина: Мне лично ситуация с вахтовиками «Полюса» напоминает ещё знаменитые обращения медсестёр больницы в Коммунарке к президенту – когда им не выплачивали обещанные надбавки за работу с больными ковидом просто потому, что они «на аутсорсе». И эти медсёстры, и вахтовики в этой истории – настоящие прекарии: статус их трудоустройства позволяет работодателю их эксплуатировать как ему вздумается с минимальной долей ответственности. Интересно, что Нурия тут скажет про колониальную природу капитализма, как обещала. Здесь очень пригодились бы знания исследовательницы фонда «Хамовники» Ольги Пинчук, которая не смогла к нам присоединиться из-за внезапной болезни. Она, чтобы проводить глубинные исследования на российских промышленных предприятиях, устраивалась туда в рабочие. Так что, Нурия, придётся тебе сейчас отвечать за себя и за ту Ольгу.
Про туалеты догадываюсь, что за руководитель был и на каком производстве. Бу Андерсон после назначения президентом АвтоВАЗа.
Корпоративная социальная ответственность (КСО) стала предметом, изучаемым студентами менеджмента. Волею случая веду его несколько лет. Но позади у меня большая практика управления: от командования взводом до директора по экономике и финансам и еще 5 лет работы в муниципалитете в должности заместителя главы администрации. Это позволяет говорить о том, что КСО столь же хорошо защищает наши права как Конституция, в которую ныне внесли поправки, за которые не вижу смысла голосовать. Особенно меня позабавила статья о минимальной заработной плате. Она ведь по сути издевательская. Если человек получает минималку, то его экономические права не нарушены. А минималка - это нищета на грани выживания. Если наше государство относится к гражданам, как к рабам, чего мы хотим ждать от бизнеса. Это всё идет из СССР. О том, как там относились к людям хорошо написал Губерман: "Мы строим счастье сразу всех, и нам плевать на каждого".
Первый управленческий опыт получил сразу после окончания института в армии. В течение двух лет был офицером-любителем. Так нас, двухгодичников, называли кадровые офицеры. Между офицерами и солдатами была если не пропасть, то глубокий ров, причем, лучше было отношения в артиллерии, чем в пехоте (был артиллеристом, первый год служил в артполку, второй - в мотострелковом). Запомнил высказывание одного командира роты: "Солдат должен быть голодным и злым". Следствием социального неравенства была дедовщина, которая лежала в основе армейского миропорядка. Иные отношения были у подводников. Брат жены отслужил три года на атомной подводной лодке. Там все и матросы, и офицеры становились одной командой, уходящей в длительное подводное плавание, нужна была сплоченность.
Вот и нынешнее общество расколото на несколько страт. При этом значительная часть населения бесправна, и несколько меньшая часть к тому же и бедна.
Вся экономика стоит на том, что заработная плата и создание безопасных условий труда - издержки, которые надо минимизировать. Сплоченность есть в верхах, там деньги и конкуренты, но уже этажом ниже формальности, еще ниже: не нравится, уходи, на твое место легко найдем другого.
При обсуждении правильно заметили, что мигрантов, которые создают ВВП, на работу наши власти пустили, а когда из-за пандемии они остались без работы, о них даже не вспомнили, а почему производственный менеджмент долен быть лучше?
Вот и получается КСО - это сказки о том, чего в натуре нет, как в анекдоте про чукчу, делавшего доклад после возвращения со съезда КПСС: "Всё для человека! Всё во имя человека!! И чукча видел этого человека!!!"
Можно и нужно критиковать менеджмент компании, не принявшей должных экстренных мер, но хочется напомнить, что и в западном мире социальная ответственность бизнеса и репутационный менеджмент - это не добрая воля корпораций. Это результат непрекращающегося давления общественных групп, от правозащитников до зеленых активистов, всех вместе избирателей. Незащищенность прав прекариата - проблема универсальная, а не локальная. Мы, как потребители, тоже несем свою долю ответственности - покупая товары, недвижимость или услуги, мы не спрашиваем, как защищают права работников или сколько средств тратится на экологическую безопасность производства. Например, многим не интересно, в каких условиях работают сборщики заказов и курьеры. Клиенты ожидают получить заказ немедленно, не утруждая себя расчетами, какова доля зарплаты в стоимости доставки.
С другой стороны, наш местный колорит "внутренней колонизации" по Александру Эткинду и гибридная модель экономики усугубляют бесправие работников. Трудно ожидать, что владельцы бизнеса окажутся более прогрессивными, чем власти. Гражданское общество фрагментарно и не в состоянии активно влиять на происходящее из страха репрессий. Если даже журналисты не всегда отваживаются на проявление корпоративной солидарности с пострадавшими коллегами, как можно ожидать самоорганизации вахтовиков, сезонных сельскохозяйственных рабочих или самозанятых, от таксистов до айтишников. Посему пример Росатома, государственной корпорации с непрозрачной отчетностью и кузницей кадров для АП, как ролевой модели для гармонизации отношений местного населения c вахтовиками, не кажется релевантным.
Тут замкнутый круг. И корреляция с военными тоже знаковая - "бабы ещё нарожают" тоже самое, что и "дешёвых работников не надо беречь".
Низкая стоимость труда тормозит развитие - зачем нужны более производительные машины и оборудование если на старые можно загнать побольше людей и экономически это целесообразно ; каждый виток девальвации резко сужает инвестиционное окно - если в развитой стране новой машине достаточно заменить например труд пяти человек то в России чтобы быть эффективной эта же машина должна заменить труд уже двадцати (и это число растет) и её нормальный менеджер никогда не купит.
Отсутствие потребности в создании новых средств производства полностью деформирует экономику и действительно она становится похожей на колониальную.
И отсюда постоянная необходимость в начинаниемых сверху всевозможных "скачков" и "прорывов" которые только все больше будут успешно профукиваться без решения проблемы низкой часовой ставки.
Но куда проще завести ещё пять миллионов трудовых мигрантов.
Согласна с вами. При этом трудовые мигранты из бывших союзных республик, как мы знаем, находятся в ещё более тяжёлых условиях, чем вахтовики. На них работодатели экономят ещё больше.
Вопрос: сколько зарабатывают вахтовики за свои полгода? Это очень интересно было бы услышать в самом начале разговора.
Второй вопрос: почему не сравнивают условия вахтовиков с условиями содержания осуждённых в колонии?
Очень было бы интересно.
А без этих данных содержание статьи в разделе "Деньги" просто бла-бла-бла.
Владимир, так вот как раз мы же о том и говорим, что жизнь вахтовиков ещё ждёт своих исследователей. При том, что статистика по оплате труда в России находится, как выясняется, в очень плачевном состоянии. Об этом говорили, в частности, исследователи рынка труда на зум-конфереции ВШЭ, о которой мы расссказывали не так давно: https://republic.ru/posts/96573. Что же до сравнения условий работы вахтовиков с условиями содержания заключенных в колонии - не вполне понятно, с какой целью стоило бы его провести.
Просто вспомнил, как студентом работал по 4 месяца лесорубом в Коми. Мы ходили пешком с пилами и бензином от палаточног лагеря до работы и обратно каждый день всё дальше. На соседнем участке работали зеки. Их доставляли на автобусах. В обед им привозили пищу, нам - нет. Работа одинаковая. Мы работали в две смены по 12 часов (белые ночи позволяли), они в одну. Мы зарабатывали за сезон (1969-70) более тысячи руб. чистыми. Сколько зеки - не знаю.
Мы знали, за что работали и соглашались на эти условия, зеков не спрашивали, но в бытовом плане им было лучше (это был уже не Гулаг).
Оценивая работу вахтовиков, это было бы интересно сравнить и оценить, почему люди продают себя во временное рабство.
Станислав Наумов: "Да, два человека умерло – но 80 человек выздоровело". Вот же cука. Зато профессор ВШЭ.
Я специально цитирую обе части основного сообщения СМИ про ситуацию в Олимпиадном, чтобы перед глазами и у модератора и у спикеров и у зрителей была полная картина и мы бы не обсуждали только одну половину правды. Любая жизнь любого человека важна, дорога и бесценна, это абсолютно и безусловно. Если есть вина владельцев и менеджеров за смерть людей - они должны нести за это установленную законом ответственность. Равно как и за бездействие, если не всем была оказана помощь вовремя и в полном объёме. Но при этом надо позитивно отметить в действиях менеджеров и собственников и то, что позволило спасти жизни, сберечь здоровье рабочих. И то же самое могу сказать про ответственность властей региона.
О, отличный пресс-релиз. Много и ни о чем про КСО и тэпэ. Рука на пульсе.
В будущем исследования (в той же ВШЭ, социологов и антропологов) покажут: это был "самоотбор" в высшее путинское чиновничество - уже достаточно расчеловеченных, или все же дегуманизация проходила уже внутри.
Хорошего здоровья, будущие поколения будут иметь много вопросов, и самых разных.