Оправдания президента Союза архитекторов Николая Шумакова, что конкурс не имел политической подоплеки и не содержал призывов снести мавзолей и перезахоронить Ленина, а напротив, направлен был на спасения памятника, вызывают улыбку. Цель конкурса, обозначенная на сайте Союза архитекторов, все же состояла в «создании банка идей по реиспользованию мавзолея». То есть нас готовили к тому, что основная функция памятника – быть усыпальницей вождя мирового пролетариата – скоро будет отменена.
Или не будет, но кому-то очень надо было, чтобы народ в это поверил. Но не так важно, был ли то маневр, призванный отвлечь нас от актуальных проблем вроде здоровья Навального или волнений в Беларуси, или нет. Если и был, то цели своей не достиг. Что не отменяет мавзолей как тему, которая совсем не ассоциируется со смертью и трагедией, – скорее с привычкой и фарсом. Ненастоящий, так и не объявленный по сути конкурс дал повод вспомнить, что такое мавзолей, почему он возник, как превратился в символ страшных времен, когда стал посмешищем. Ведь при нашей жизни мавзолей был всегда.
Буфет и холодильник
Верю, что хоть кто-то из посетителей, попав в мавзолей впервые, сказал, глядя в лицо покойнику: «Не похож». И знаю, что был мальчик, спросивший в мавзолее, где там буфет. Ему было лет 10–12, и эта история, рассказанная искусствоведом Татьяны Левиной и случившаяся в ее детстве с братом знакомой, не выдумка. Сейчас не представляется возможным воссоздать картину полностью, но можно предположить, что, как отличника, его принимали в пионеры на Красной площади и, повязав галстук, повели вместе с одноклассниками в усыпальницу. Буфет, понятно, был единственной отрадой на любых мероприятиях. Мог бы еще спросить про туалет.
У меня, не отличницы и не активистки, не было шансов оказаться на месте того мальчика. В пионеры меня принимали не в первых рядах и не на Красной площади. В мавзолей я попала уже взрослой, на исходе существования СССР, за компанию с любопытными питерскими друзьями. «Пошли, – уговаривали они, – а то ведь закроют».
Но покойник и ныне там. А семейная история, связанная с этим местом, у меня, как и у многих, тоже есть. Папа-инженер работал в моем раннем детстве в институте ВНИИХолодмаш и возглавлял группу, отвечавшую, в частности, за состояние холодильных установок в мавзолее. Однажды, когда требовалась замена компрессора, комендант Кремля выписал ему пропуск на личный автомобиль, чтобы подвезти новое оборудование ко входу. Так и вижу эту картину: наш «Москвич-407» нос к носу с мавзолеем.