Фрагмент афиши Музея коммунизма в Праге. Фото: wikipedia.org

Фрагмент афиши Музея коммунизма в Праге. Фото: wikipedia.org

Субботний вечер. Впервые за долгое время я включила телевизор, а там – череда репортажей. Капитан ледокола «Арктика» нас защищает и горд, а мы спокойны, ведь граница на замке. Ту-160 установил мировой рекорд дальности полета. В Туле открыли памятник энергетикам, вышка электропередач высотой 1418 см – по числу дней в Великой Отечественной войне. Путин убеждает, что мы наконец достигли превосходства в вооружениях и нас не догнать.

А потом – реклама. Я смотрю на эти ролики с обезболивающими таблетками, дешевейшей едой, жвачками от запаха изо рта и не понимаю, зачем нам атомный ледокол, сверхдальний самолет и лучшее в мире вооружение. Мы же бедная страна с плохо питающимся населением, которому некогда лечиться, поэтому оно глотает таблетки «от живота» и идет покорно на работу.

Нам говорят, что у страны много врагов и мы должны вооружаться. Чтобы охранять наш суверенитет, нашу землю, наших детей, дорогих ветеранов, историю, память… А я вот уже 20 лет все это слушаю и недоумеваю. Ровно с тех пор, как впервые побывала в развитой стране и начала читать в интернете новости на английском, я не понимаю, кому мы нужны.

Легко быть в России плохо образованным человеком, не выезжавшим дальше Турции. Такой верит, что наша страна – могущественная держава, которую все боятся и которой все вредят, а Россия, будто кремень, стоит непоколебимо, на хлеб с водой перейдет, но суверенитета не отдаст. Все 146 миллионов в рай отправит, но никому не покорится.

Я немного по миру поездила, газеты иностранные читаю, живых европейцев, американцев видела и знаю, что дела им до нас нет. Даже европейцы не все смогут назвать третий, кроме Москвы и Петербурга, город в России. Для меня было удивительно узнать, пока жила в Лондоне, что там никто не следит за нашими выборами, катастрофами, открытиями. Я была в этом городе, когда Путин выступил со своей знаменитой мюнхенской речью и российские СМИ трубили, будто весь мир завороженно ее обсуждал. А я видела, что реакция обычных людей началась после того, как на речь откликнулись Кофи Аннан, бывший генсек ООН, и Кондолиза Райс, тогдашний госсекретарь США. Все, что происходило в то время вокруг Ирака и казни Хуссейна, волновало европейцев куда больше, чем Россия с ее вставанием с колен. Обычным людям было неинтересно.

Для меня первая длительная поездка по Европе стала откровением: я удивилась, что в новостях про нас вообще не сообщают. Один раз британский араб меня спросил: «Россия… Россия… Это где-то рядом с Казахстаном?» Я встречала англичан, испанцев, француза, которые, узнав, что я из Сибири, считали, что мой родной язык – сибирский. Как-то я устраивалась в Лондоне на работу в большую компанию-туроператор – хотела писать буклеты на русском и польском, так мне отказали с формулировкой: «Нам нужен человек с родным русским языком, а вы из Сибири».