Александр Петриков специально для «Кашина»

Когда нагорно-карабахский конфликт наконец потребует вмешательства России, Владимиру Путину придется, конечно, звонить одновременно Николу Пашиняну и Ильхаму Алиеву. Его соединят сначала с одним, потом с другим, и первым его вопросом, очевидно, будет самый главный – Путин спросит армянского и азербайджанского лидеров, что они думают о пересмотре итогов и фальсификации истории Второй мировой войны.

Шутка, конечно, слегка натужная, но при этом понятная каждому, кто хотя бы вполглаза следит за жизнью российского вождя. Где бы он ни выступал, о чем бы ни говорил, с некоторых пор у него все упирается в итоги войны. Он пишет о войне статьи, говорит о ней с лидерами СНГ, со школьниками, с трибуны ООН – не будет преувеличением сказать, что нет сейчас для Путина более важной проблемы, чем эта.

Если Путин так много говорит об итогах войны публично, наверное, в той части его жизни, которая скрыта от наших глаз, военной истории должно быть еще больше. Мемуары полководцев, испещренные карандашными пометками, коллекция военных карт с направлениями главного удара, газетные вырезки, секретные донесения из архивов спецслужб – все это разложено и расстелено на новоогаревском столе, и Путин, очевидно, дни и часы проводит, склонившись над этим столом – изучает, анализирует, обсуждает. И вопрос: обсуждает – с кем? Вся логика авторитарной власти располагает к тому, чтобы считать его военно-исторических собеседников фигурами немалого политического веса. Ну как при Ельцине если не Коржаков, то Тарпищев точно. Хотя, может, и Коржаков.