Александр Петриков специально для «Кашина»

Тут главная новость в том, что ему интересно. Оказывается, мы давно не видели его увлеченным — горящие глаза, взволнованная торопливая речь, и даже чтение вслух по бумажке («Здесь мелким шрифтом всё написано… поэтому я попросил коллег, чтобы они мне выдержки сделали, чтобы читабельно было») радостное, почти восторженное. Ученый, просидевший не одну ночь в лаборатории и, наконец, однажды под утро выбежавший к домашним — эврика, получилось! — тормошит их, бегает по комнате, хохочет.

Лучше всех его понимает, конечно, туркменский коллега, у которого тоже так бывает — записал трек, или разработал чертеж гоночной машины, или написал книгу о лекарственных растениях; конечно, сразу хочется со всеми поделиться. Самый удивленный — армянин; он пришел к власти через улицу, через революцию, он буквально жизнью рисковал, и зачем — оказывается, чтобы слушать исторические открытия северного соседа. Остальные невозмутимы, и казахский патриарх как самый старший и потому самый мудрый первым нарушает молчание: «Это надо передать в публичное поле»; идеальная фраза, не придерешься — вроде бы и обозначил важность, но ведь не похвалил и даже не согласился, просто «надо передать», да и все.

Внутрироссийское политологическое замечание: если есть какие-то коллеги, которые помогают приводить мелкий шрифт архивных документов в соответствие со зрением верховного историка («чтобы читабельно было») — значит, «духовников», «егерей» и «спарринг-партнеров» оттеснили какие-то архивариусы. Кто они, откуда взялись, как их зовут? Толпятся в новоогаревской приемной министры, помощники, генералы, да те же духовники, но дверь заперта, а за дверью — на большом столе расстелены штабные карты, разбросаны пожелтевшие бумаги, телеграммы от Черчилля, протоколы политбюро, письма. И вот кто их приносит, что это за новый фаворит? Архивный очкарик с рекомендациями от РВИО? Мрачноватый камрад из военно-исторической или реконструкторской среды? Балагур «Клим Саныч», которого, может быть, зритель номер один увидел однажды через чье-то плечо на чужом компьютере, заинтересовался, велел разыскать, и теперь они вдвоем склоняются над картами, выясняя, в какой конкретно точке южнее Варшавы заседало польское правительство на момент советского вторжения? Архивариус ставит карандашом еле заметную точку у румынской границы, и тихонечко на ухо — кстати, вот на Иркутскую область есть человечек, а вот еще нефтепродуктов бы отгрузить, я скажу куда. Особенной иронии тут нет, в наших условиях такая близость (а речь, вероятно, идет именно о такой близости) — действительно большое политическое событие. Наступит 2024 год, и мы увидим нового премьера с перспективой преемничества — очень грамотный военный историк, большой профессионал, удивительный человек.

Владимир Путин — экстравагантный политик, и его способность удивлять даже на исходе двадцатого года царствования в каком-то смысле восхищает. Часовая лекция (с нумерацией документов, то есть он реально ссылается — документ номер шесть, документ номер восемь; сидел, может быть, сам, и пронумеровывал) о военной истории — поступок более радикальный, чем любой полет со стерхами. Сам, кажется, это понимает. Выбор аудитории — формально бесспорный («Это касается всех нас, потому что мы в известной степени наследники бывшего Советского Союза. Когда говорят о Советском Союзе, говорят о нас»), но что-то с ним не так; мог бы выступить перед школьниками или перед солдатами, или просто перед одной телевизионной камерой, но нет, собрал президентов, чтобы самый высокий уровень, и при этом понятно, какая цена у этого уровня; говорить о вассальной зависимости, наверное, слишком грубо, но понятно, о чем идет речь — все эти президенты признают старшинство российского, оплачивается оно где-то денежными льготами, где-то военной помощью, но во всех случаях есть что-то такое, что никогда не позволит ни одному из этих людей встать и уйти из-за этого стола, даже если он начнет на нем плясать. Все за столом это понимают, поэтому неловкость должна быть всеобщей — но неловко в первую очередь ему. Конец стенограммы — самый трагический монолог Владимира Путина: «Я знаете что предлагаю? Мы сейчас пойдём на обед, я предлагаю пройти через этот зал, там мы сделали маленькую выставку как раз этих документов. Буквально две минутки, и нам это всё расскажут. Спасибо большое», — как будто он ждет, что ему сейчас ответят: «Что-о-о?! Две минутки? Да мы тебя и так час слушали, обед остывает».

При этом самое парадоксальное: в государственной политике памяти нет вообще ничего ни неприличного, ни абсурдного. Искать в прошлом основы идентичности, ценности, идеалы — нормально. Формулировать официальное отношение к прошлому — практически обязательно. Собственно, поведение Путина так и удивляет прежде всего потому, что самый естественный президентский поступок он совершает так, как будто предлагает своим гостям устроить публично то ли спиритический сеанс, то ли групповой секс, то есть что-то заведомо несвойственное людям такого общественного положения.

И Путина можно понять. По какой-то причине его особенно задело отношение польских властей к советским военным памятникам. Российско-польский спор на эту тему длится не первый год, то есть нельзя сказать даже, что Путин заговорил об этом совсем на пустом месте — до него о памятниках в Польше много говорил российский МИД, да и не только МИД. Но вот так сюрприз — оказывается, стандартное советское «мы вас освободили, поэтому имеем право на все» на поляков почему-то не действует. Судя по взволнованной речи Путина, российскую сторону это удивило всерьез, и, видимо, за неимением готовых слушать российские лекции поляков пришлось вызывать Назарбаева с Бердымухамедовым, а то, что им, скорее всего, все равно — так это в каком-то смысле не только недостаток, но и преимущество, потому что любой более заинтересованный слушатель, наверное, реагировал бы на Путина иначе.

Владимир Путин с этой лекцией — ну, действительно такой «Клим Саныч», камрад-историк формата «я кое-что нашел в архиве и сейчас вам расскажу». То есть только сейчас нашел, только сейчас разобрался? То есть до сих пор у него самого никакой ясности на этот счет не было, не интересовался? А если бы эти «документы номер шесть» оказались в пользу поляков? Но мы понимаем, что это невозможно — перед тем анонимным архивариусом, очевидно, такая задача и стояла, подогнать имеющиеся документы под уже сто раз произнесенные лозунги. Он с задачей справился, все подогнал.

И это отдельное безобразие: что в России 2019 года такая задача решаема. То есть можно сформулировать любой исторический нарратив, и он не будет противоречить вообще ничему, потому что ничего, в сущности, и нет, нечему противоречить. То пространство, в которое вторгается Путин, пустует — в нем лежат только двенадцать томов модернизированной советской «Истории Великой Отечественной войны», которая от издания к изданию менялась только понятно каким образом (в первом издании, стартовавшем в 1957 году, Сталин упомянут 19 раз, Хрущев — 39; во втором — Сталин 17, Хрущев 7, Брежнев 24. Жуков, главный наш маршал, в первом издании упомянут 4 раза, во втором 7), и еще, — очевидно, тут свою роль сыграл и он, — массив постсоветской «камрадской» литературы вплоть до попаданческой. Владимир Путин как политик и человек с интуицией понимает, что поляки что-то недоговаривают, но в этом озарении ему не на кого опереться, кроме советского ГлавПУРа и современных «Клим Санычей». Та неуверенность, с которой он тащит на свою мини-выставку (а там не более двадцати архивных бумажек, то есть прямо совсем ничего) среднеазиатских коллег — она именно отсюда: то, что в нашей стране лежит сейчас в основе национального мифа, не основано вообще ни на чем — ни на науке, ни на архивах, ни даже на общественном консенсусе. Все знают, что деды воевали, но никто точно не знает, как. История Второй мировой войны в России не рассказана вообще никак даже со сталинистских позиций — есть только какие-то обрывки, Тришкин кафтан из лозунгов и эмоций.

И тут у Путина, вероятно, сработала его главная менеджерская привычка — ручное управление. Кроме него залатать кафтан некому. Но и он не умеет! Прочитать доклад на основе архивной справочки — вроде проще простого, но людей, летающих во главе стаи стерхов, мы до него не видели никогда, а взрослых мужчин, которые почитали про войну и во всем разобрались — полный YouTube, только вместо среднеазиатских президентов у них обычно резиновые игрушечные свинки, и добровольно превращаться в Гоблина-Пучкова — возможна ли более радикальная самодесакрализация?

Да и поляков ни в чем не убедил.