
Николай Сверчков. Конный портрет императора Александра II. 1871
Последние годы Российской империи, под влиянием «перелома» веков и культур, длительных войн и апокалипсиса надвигающейся революции, ознаменовались поиском национального символа. Таким символом стал конный герой-защитник Отечества, считает историк культуры, доцент РГГУ Бэлла Шапиро, автор новой книги «Русский всадник в парадигме власти» (только что вышла в издательстве Новое литературное обозрение).
Одной из особенностей российской армии начала XX века стала прекрасная, современная техническая подготовка ее кавалерии. Однако поиски идеального образа «настоящего» всадника, истинного кавалериста велись преимущественно в прошлом: «золотым веком» русской конницы считалось московское средневековье. Присвоение героики прошлого, казалось, обеспечивает героическое настоящее и будущее русской конницы.
Особый трагизм ситуации заключался в том, что культ конницы достиг своего расцвета в Российской империи именно в тот момент, когда этот род войск стремительно терял свое значение: последнее крупное кавалерийское сражение в мировой истории (бой у деревни Ярославице 8 августа 1914 года) состоялось в самом начале Первой мировой и, несмотря на решительную победу русских конников, не оказало существенного влияния на дальнейшее развитие военной ситуации, которая вскоре обернулась для России весьма трагически.
С любезного разрешения издательства публикуем отрывок из главы «Последние Романовы. Русский всадник на сломе эпох».
Спасибо, Репаблик, отличная рецензия. Можно добавить на эту же тему детские и наивно-романтичные стихи Леонида Каннегисер, знаменитого поэта, застрелившего кровавого чекистского палача Урицкого:
.
«На солнце, сверкая штыками --
Пехота. За ней, в глубине, --
Донцы-казаки. Пред полками --
Керенский на белом коне.
Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война.
Сердца из огня и железа,
А дух -- зеленеющий дуб,
И песня-орёл, Марсельеза,
Летит из серебряных труб.
На битву! -- и бесы отпрянут,
И сквозь потемневшую твердь
Архангелы с завистью глянут
На нашу весёлую смерть.
И если, шатаясь от боли,
К тебе припаду я, о, мать,
И буду в покинутом поле
С простреленной грудью лежать --
Тогда у блаженного входа
В предсмертном и радостном сне,
Я вспомню -- Россия, Свобода,
Керенский на белом коне.»
Каков "глубинный всадник", таков и (печальный) итог всего "имперского всадничества":
.
"Два фурлейта ведут кобылу.
Она ступает тяжело и уныло.
Это та самая кляча,
На которой ездил виновник плача."
(К. Прутков, "Церемониал ...")