В Госдуме засела партия камикадзе

15 мая 2013 года. Госдума принимает закон о защите чувств верующих, в котором на пяти десятках страниц расписано, что такое религиозные чувства православных, иудеев, мусульман, буддистов, сикхов, тотемистов, чукотских шаманов и джедаистов. Еще столько же места отводится разъяснению, как эти чувства можно оскорбить и какое наказание будет уместным. Бред? Мне тоже не верится. Как не верится и в то, что нынешнюю версию закона, принятую во вторник Госдумой в первом чтении, можно применять иначе чем для наказания неудобных и неугодных. Закон вводит в Уголовный кодекс новую статью об оскорблении религиозных чувств; два месяца назад правительство прислало к нему довольно серьезные замечания, да и без них придраться есть к чему. Например, непонятно: какие религии составляют «неотъемлемую часть исторического наследия народов России», а какие – нет (то есть какие оскорблять нельзя, а какие можно)? И что такое «унижение богослужений»? Даже один из единороссов, обсуждавших законопроект, усомнился, правильно ли наказывать за оскорбление и унижение чувств, если не определено ни одно из этих трех слов. Однако я вовсе не к тому, что нужно немедленно вставать с пикетом у Госдумы, требуя уточнить законопроект или вовсе его не принимать. Закон о защите чувств верующих – из разряда тех законов, о которых лучше забыть и предоставить их самим себе. Да, может быть, что-то в нем Госдума и подправит. А может быть (вдруг!), Кремль осадит депутатов и скажет, что обойдемся и без новых статей в УК. Но не надо думать, что наличие или отсутствие этого закона остановит репрессивную машину в отношении тех, чьи поступки покажутся путинской бюрократии оскорбительными. Будет новый закон, накажут по нему. Не будет – все равно накажут. Если закон применяется в соответствии с неправовой логикой, нет разницы, как он сформулирован. Во вторник завели административное дело на ассоциацию «Голос», которая ведет мониторинг российских выборов. Ей вменили в вину «иностранное финансирование» – Сахаровскую премию в 7000 евро, присужденную, но не полученную: «Голос» сразу отказался от премии, понимая риски. Казалось бы, иностранное финансирование – формулировка однозначная: есть деньги – есть финансирование, нет денег – нет финансирования. Но Минюст доказал, что и эту формулировку можно употребить так, как нужно. Российская элита больна легализмом: под каждый поступок, под каждое заявление высших лиц непременно нужно подыскать закон, а если такого закона нет, его следует написать. Можно спорить, что за этим стоит – то ли глубокие сомнения в собственной легитимности, которые побуждают все время иметь под рукой статью, то ли поиск аргументов против западных критиков, то ли желание облегчить труд и без того ленивым правоприменителям. Но цель одна: на каждого Навального и на каждый «Голос» должна найтись своя статья, которая не только квалифицирует проступок, но и дает ему этическую оценку. Правда, красивой картинки не получается. Если правящая бюрократия с помощью законов пытается закрыться от претензий по существу, то это не работает. Россия дошла до стадии, когда применение законов уже практически не зависит от их содержания. С одной стороны, в нашем законодательстве и так достаточно норм, чтобы посадить любого человека и закрыть любую организацию, особенно если вспомнить, с какими искажениями эти нормы применяются. Для наезда на «Голос» и другие неудобные власти организации вовсе не требовалось с помпой принимать закон об иностранных агентах: сошла бы и санитарная проверка, и пожарная инспекция. С другой стороны, и новые запреты неэффективны – чтобы их применить, приходится опять ломать закон об колено, как ясно видно из истории с «Голосом». Зачем тогда старались? Но Дума и Кремль продолжают выдумывать: запретить видеорегистраторы; конфисковывать машины у виновников ДТП; ужесточить правила регистрации и так далее. Попытки вглядеться в эту дымовую завесу отнимают слишком много энергии. Письма и петиции депутатам, независимые экспертизы, споры с кремлевскими ботами в комментариях – все эти усилия уходят, кажется, впустую. Как бы гладко и корректно ни был написан закон, в нужном случае его все равно повернут против неудобных лиц, даже если потребуется полностью извратить его нормы. Впрочем, как бы российские бюрократы ни старались сделать правоприменение избирательным, созданный ими разрыв между правом и реальностью универсален. Через три, пять или десять лет среди неудобных окажутся и те, кто драконовские законы писал и принимал. Дума – это не взбесившийся принтер. Это отряд камикадзе.