Иллюстрация: Gippo. "Napolesconi".

В свободном сегменте российского общественного мнения почему-то обрадовались отставке Берлускони. Здесь он известен как друг Путина и европейский адвокат России, а таких нам не надо. Чем хуже в мире относятся к стране со столицей Москва, Кремль, тем хуже Кремлю, а чем ему хуже, тем лучше. По этой же причине в свободном сегменте российского общественного мнения пользовался популярностью Ярослав Качиньский, который, став премьером, исключил из школьной программы польского классика ХХ в. Витольда Гомбровича за несоответствие польским патриотическим и католическим ценностям. Что после этого говорил о Ярославе свободный сегмент польского общественного мнения – боюсь цитировать: вдруг нас читают дети. Но у нас все проще: кто в мире против нас, тот – за свободу, и наоборот. Берлускони не был против, поэтому был плохим. Согласно любимой многими китайской классификации, животные делятся на принадлежащих императору и нарисованных лучшей верблюжьей кистью. А политики делятся на ответственных и тех, которые войдут в историю. Все по тем же законам, по которым главные герои школьных книжек – выдумщики-троечники, а не отличники, а у Дантова «Ада» читателей втрое больше, чем у Дантова «Рая». Историкам надо описывать деяния – по латыни gesta. Целый жанр был такой – gesta (поступки) всяких там королей, рыцарей, епископов. Это то же слово, что наш современный «жест». Чтобы войти в историю, надо совершать жесты. Афинский денди и политик Алкивиад отрубил хвост своей породистой собаке, которую все хвалили за красоту. «Зачем ты изуродовал собаку?», – возмущались афиняне. «Пусть лучше возмущаются этим, чем чем-нибудь другим», – отвечал Алкивиад. Уравновешенным и ответственным Ангеле Меркель или Дэвиду Кэмерону войти в историю трудно: они не совершают жестов, и им в общем-то нечего предъявить, кроме своей политики. Другое дело Берлускони – он то и дело рубил хвосты собакам и совершал прочие жесты, которые все и обсуждают, не всегда успевая дойти до разговора про политику по существу. Итальянцы, как известно, размахивают руками и кричат: «Mamma mia!». Совершающий жесты Берлускони стилистически подходит жестикулирующим итальянцам. В этом секрет того, что он стал самым долго правящим главой Италии со времен Бенито Муссолини. ОТКУДА ОН ВЗЯЛСЯ

На вопрос, откуда Берлускони взялся на нашу голову, есть ясный ответ – от верблюда, которому легче пройти в игольное ушко, чем богатому известно куда. То же касается выборов: не только у нас, но и в более благополучной части мира народ голосует за открытых миллионеров довольно неохотно. Но представьте себе Италию 1990-х: с одной стороны, уже имело место экономическое чудо, страна перестала быть третьим миром Европы, рассылающим рабочих в Голландию и Швейцарию, теперь тут средний класс, ответственные граждане. А с другой – политики по инерции перекочевали из Италии старой. Партии меняются, сливаются и разливаются – не успеваешь запомнить названия, премьеры мелькают раз в год – не успеваешь выучить имя, за их спинами сидят партийные боссы-долгожители, которые этих премьеров то потушат, то погасят, а сами боссы – друзья итальянских промышленников и банкиров, некоторые еще Людовика XIV кредитовали на версальские фонтаны, и некоторые еще и приятели мафии – хотя бы потому, что все куклы на юге Италии тогда голосовали, как им скажет папа Карлеоне. И смотреть на это всем давно противно. И тут – сразу после операции «Чистые руки» (1992–1993 гг.), которая отправила часть политиков и их спонсоров в каморки с нарисованным очагом, на расчищенном пространстве появляется веселый Берлускони, до этого никакого отношения к политикам не имевший, не из их надоевшего болота. Но и старые банкиры, и промышленники терпеть его не могут: считают нуворишем и выскочкой, которые сделал состояние, развлекая народ телесериалами. В общем-то совсем новый человек. НЕ ПОЛИТИК

Берлускони и в 2000-е – когда был уже и 10, и 15 лет в политике – все подчеркивал: он, боже упаси, не политик, он бизнесмен, который пришел подлечить государство. В то время как итальянские левые изо всех сил старались выглядеть серьезными политиками «как в Германии», Берлускони вел себя как знаменитый футболист, оперный тенор, известный дизайнер, телеведущий, который пришел на официальное мероприятие, чтобы нашкодить, сбить пафос и заставить написать о себе таблоиды. Он со своей бизнес-империей как раз и занимается телевидением, футболом, дизайном, таблоидами, строительством, архитектурой и туризмом, уклонением от налогов и выводом денег в офшоры – в общем, всем, чем успешно занимается вся Италия. Он – Италия в миниатюре, а потому итальянцы его бранили, а потом снова и снова выбирали, как свою жизнь в своей ни на что не похожей стране. Он и сейчас ушел не потому, что проиграл выборы, а потому что на несколько голосов потерял большинство в политических и парламентских интригах. И потому что уж очень давили серьезные политики с Севера Европы, которые пошли менять глав государств. «Я лучший политический лидер в Европе и в мире», – сказал о себе Берлускони, даже Обама с Путиным не могут позволить себе такого и с досадой грызут ногти в сторонке. Это политику нельзя так сказать, а Берлускони – можно. Еще один собачий хвост долой. Вы наверняка не знаете певца Мариано Апичелло. И правильно: стихи ужасные, голос ужасный, музыка – ужасная. А итальянцы знают. Потому что он поет под гитару песни о любви на стихи Сильвио Берлускони. И это гораздо больше подходит для страны, которая во время фестиваля в Сан-Ремо на неделю перестает работать. Берлускони ездит на шикарных машинах, но итальянцев это не раздражало, а заводило. Его оппоненты, политики-социалисты пытаются ездить на велосипедах, будто они в какой-нибудь хмурой Голландии или Дании. «Иногда мне кажется, наши левые забыли, в какой стране они живут», – возмущался в разговоре со мной миланский политический журналист Джакопо Баригацци, сам левый. Баригацци брал интервью у Берлускони. Рассказывает, что на затылке и висках премьера заметна полоса косметического угля, а под расстегнутым воротом рубашки отчетливо видна граница между ровной шоколадной поверхностью лица и белой дряблой шеей. Что там под рубашкой, Берлускони, в отличие от Путина, публике не демонстрирует, но он и постарше будет, но каждый его день начинается с часовой работы стилиста. Он этого и не скрывает: проходив несколько лет на виду у всех с плешью, он назавтра появляется с блестящей черной шевелюрой. И ему все равно, что он только что говорил: «Мой мозг так велик, что выдавливает мне волосы». Он не спорит, когда рассказывают про его похождения с эскорт-девушками, трансплантацию волос или пластику век. Все это – способ показать итальянцам: он не политик, он – другое, он – сама Италия, где каждый второй житель профессионально занимается такими пустяками, как мода, красота и стиль. Берлускони, кстати, действительно сблизил Италию и Россию. Когда я гостил у своей итальянской подруги на рождество 1999 г., Россия была для ее родителей голодной коммунистической страной. В середине 2000-х флорентийская аристократка, пожилая издательница Ранда Пассалаква говорила мне: тот факт, что Путин ездил к Берлускони на виллу в Сардинии, привел к тому, что во флорентийском высшем обществе (это среди землевладельцев и банкиров с годом основания банков anno domini тысяча четыреста такой-то) русских теперь уважают. До дружбы с Берлускони о них думали как о коммунистах, а тут какие уж коммунисты? С другой стороны, из телевизионных новостей все усвоили, что Берлускони – друг Путина. А также Буша, Обамы, Саркози и Меркель. Поднимает трубку и звонит им. Приглашает их на саммит в разрушенную землетрясением Аквилу. Приглашает их в гости. Итальянцам льстило, что их премьер обсуждает мировые проблемы с мировыми лидерами. До него итальянские премьеры были для этого слишком эфемерны. КОРОЛЬ ЭКРАНА

Конечно, итальянцы знают это потому, что Берлускони управляет телевидением. Но ведь он сам его создал, а не захватил чужое или государственное, когда в 1980 г. открыл первый в Италии частный телеканал. Национальные частоты тогда еще были госмонополией, поэтому он скупил десятки региональных, снимал программы и с курьерами рассылал кассеты по местным студиям, создавая иллюзию общенационального вещания. Потом, когда стало можно, прикупил две национальные частоты и создал телеимперию Mediaset. Смотрим передачу итальянского ТВ. Берлускони очень любит детей. Вот он стоит во дворе премьерской резиденции дворца Киджи, ему привозят автобус школьников, школьники висят на улыбающемся до ушей Берлускони, он проводит их в зал заседаний кабинета министров. «Вот ты, ragazzo, ты на чьем месте сидишь? – бодро интересуется премьер. – Вижу, на месте министра общественных работ. И какую большую государственную стройку ты бы начал? Автостраду к твоей деревне? Как деревня называется? Понятно, берем на заметку. А знаете, ragazzi, у нас сейчас осуществляется более тридцати общественных проектов национального масштаба, мост на Сицилию помните? И мы запланировали еще сорок». Собственное частное телевидение Берлускони критикует чаще и злее государственного. Но это только по понятиям настоящей политики. Длинный сюжет о том, как премьер-министр изменил жене с 18-летней моделью, а жена подала на развод и написала (вернее, надиктовала подруге-журналистке) книгу о «сексуальной одержимости мужа», считался бы критикой где-нибудь в США или Германии. Здесь стать героем либретто вряд ли повредит. ГОСУДАРСТВО КАК БИЗНЕС Берлускони – богач собственной сборки, в отличие от наших политиков, открытый, а не тайный миллиардер. Многим нравился бизнесмен, забредший в политику. Хозяин небольшой фабрики кожаных изделий под Флоренцией Паоло Шбейр хвалил мне Берлускони за экономический либерализм. Паоло – ливанский эмигрант, а иммигранты – обычно сторонники социалистов. Но, если иммигрант еще и бизнесмен, оказывается нет. «Раньше было строго ограниченное число магазинов в центре Флоренции, – рассказывал Шбейр, – чтобы мне открыть лавку кожаных изделий, нужно было у кого-то за большие деньги перекупать лицензию. Большая часть торговли находилась в руках пожилых людей, стиль коммерции был вялый и консервативный». При Берлускони ограничения отменили: всякий теперь, как и Паоло, легко заводит во Флоренции торговлю. Средневековая цеховая система профессий с ограниченным числом лицензий: цех таксистов, дальнобойщиков, аптекарей, владельцев уличных ларьков – одна из главных проблем обанкротившейся Греции. Берлускони начал разгонять цеха задолго до кризиса. «Говорят, он принимает законы под свой бизнес, – рассуждал Паоло. – Ну и что: то, что он делает для своего бизнеса, хорошо для бизнеса вообще. Если посчитать все процессы против Берлускони, так у нас в стране нет худшего преступника, но это все месть левого истеблишмента». Правда, Паоло не скрывал, что рабочие на его фабрике не в таком восторге от Берлускони. При Берлускони приняли закон Бьяджи, который либерализовал условия найма и увольнения молодых и начинающих работников, а следовательно, и их вхождение на рынок труда и отменил налог на наследство в пределах одного миллиона евро (восстановлен левым правительство Проди). Еще до кризиса в 2004 году Берлускони повысил пенсионный возраст и сделал бессрочно действующей статью 41-бис, по которой сидят члены мафий. А для любимого себя увеличил долю, которой может владеть один человек на рынке СМИ и попытался ввести иммунитет от судебных преследований для первых пяти лиц в стране (отменен Верховным судом). Берлускони спросили, надо ли платить налоги. «Есть естественное право, если государство просит у вас до трети того, что вы зарабатываете, это кажется разумным, на это можно согласиться, – ответил он. – Но если государство требует с вас больше – это явное злоупотребление, и вы ищете обходные пути, чтобы быть в согласии со своим внутренним моральным законом, по которому вы не чувствуете себя неправым». И в другой раз: «Мы должны бороться с уклонением от налогов. Но мы также должны защищать права тех, кто уклоняется от налогов и компаний, которые совершают ошибки». Второго экономического чуда в Италии при Берлускони не получилось: из этой таблички видно, что в тучные годы ее экономика росла несколько медленнее, чем, например, у Франции, а тощие годы – падала несколько глубже. Может быть, потому что бизнесмен во главе правительства совсем не обязательно так же успешен, как бизнесмен во главе компании, может быть, потому что исчерпался ресурс догоняющего развития Италии: более дешевый, по сравнению с Европой к северу от Альп, труд. Но вряд ли дела обстояли бы лучше, если б все эти годы у власти были левые оппоненты Берлускони. Что касается долга Италии в 2 трлн евро и 120 % ВВП, то он почти весь накоплен до его правления, и проценты по итальянским облигациям начали расти не в 2001-м и не в 2006-м, когда он выигрывал выборы, а только сейчас. Из-за того, что личность Берлускони в центре внимания, может показаться, что его уход – ключевой момент спасения Италии от кризиса евро. Хотя, скорее всего, это не так. Свою отставку Берлускони тоже превратил в жест: он обещал, что уйдет, как только парламент проголосует за его меры экономии. Обсуждение затянулось бы на несколько недель, но, услышав такое обещание, левые дружно за проголосовали «за» в течение дня, и он ушел. Берлускони спросили, как он чувствует себя со своим маленьким ростом: «Меня называют гномом, – ответил Берлускони, но я точно выше Саркози и Путина». И в другой раз: «Только Наполеон сделал больше, чем я, но я точно выше». Берлускони обвинили во лжи. «Я как премьер-министр не могу лгать по определению», – ответил он. В историю попал, а какая там у него была экономическая политика, вспомнят во вторую очередь. Система Алкивиада работает.