Фото: Francois Lenoir / Reuters
Борьба с офшорами в России, по крайней мере декларируемая, набирает обороты. Очевидно, что в условиях растущего дефицита бюджетов и ограниченных возможностей по увеличению налоговых ставок (кривую Лаффера никто не отменял) Российское государство в русле последних инициатив ОЭСР (BEPS) ищет новые способы борьбы с выводом налоговой базы из России за счет улучшения администрирования и закрытия разных налоговых лазеек для широкого круга налогоплательщиков.
Так, 12 декабря в Послании президента Федеральному собранию в очередной раз прозвучали идеи о том, что Россия имеет намерения облагать налогом доходы компаний из офшорных юрисдикций, которые принадлежат российским собственникам или бенефициарам. Минфин публично объявил об ускоренной подготовке давно ожидавшихся законопроектов, вводящих понятия «налоговое резидентство компаний», «контролируемые иностранные компании» и «бенефициарные получатели дохода». На инициативы уже ответили многие крупнейшие российские государственные и частные компании. Незадолго до этого власти Кипра незамедлительно отреагировали на угрозу России включить эту юрисдикцию вместе с Люксембургом в черный список офшоров Минфина. Что стоит за всеми этими инициативами и чего ждать российскому бизнесу?
Кто под угрозой атаки?
Вопрос на повестке дня – вывод налоговой базы из России с помощью искусственных структур российскими резидентами. Такие структуры могут, как правило, строиться:
a) «снизу вверх», когда владение российскими компаниями выстраивается в иностранных юрисдикциях с переводом в них прибыли по соглашениям об избежании двойного налогообложения, зачастую без должного наполнения и присутствия в таких юрисдикциях и с фактическим управлением структурами из России;
b) «сверху вниз», когда российские компании, в том числе с государственным участием, или физические лица создают дочерние или персональные компании в низконалоговых юрисдикциях, аккумулируя в них прибыль и не переводя ее в Россию (или переводя с пониженным налогообложением).
Понятно, что сами по себе такие структуры, если они носят реальный, а не номинальный характер, с подлинным иностранным элементом, не являются чем-то противозаконным. Так, их использование зачастую вызвано не желанием сэкономить на налогах, а защитить собственность, капитал и права требования, использовать гарантии и заверения по английскому праву, а также разрешать коммерческие споры в международных центрах арбитража, а не в российских судах.
Однако когда такие структуры носят искусственный характер и используются для агрессивного «вымывания» налоговой базы из России, государство переходит в атаку с использованием инструментария, который уже опробован в зарубежных юрисдикциях. Вспомогательным элементом такого инструментария как раз и может быть черный список офшорных юрисдикций.
Откуда появился черный список?
Нынешний российский черный список, приказ Минфина № 108н, был составлен в 2007 году в достаточно ограниченном контексте структур «сверху вниз». На этот период пришлись изменения, призванные дать российскому бизнесу стимул для перевода в российскую юрисдикцию компаний-холдингов для российских активов: с 2008 года по аналогии с зарубежными режимами дивиденды, получаемые российскими компаниями от своих «дочек», не облагались налогом при соблюдении ряда условий (вначале льгота была доступна только крупному бизнесу, но потом была распространена на все компании). Иными словами, этот режим сделал аккумулирование дивидендных потоков на российском холдинге со ставкой 0% при сохранении средств в России более эффективным по налогам, чем использование в структурах «снизу вверх» Кипра и похожих юрисдикций, при выводе дивидендов в которые в России с дивидендов удерживается как минимум 5%-ный налог.
При этом было установлено, что без налога можно получать в российскую материнскую компанию дивиденды не от любых «дочек», а только от российских компаний и от иностранных компаний, которые не находятся в государствах-офшорах (в противном случае дивиденды от офшорных «дочек» облагаются в России налогом на прибыль по ставке 9%, а не 0%). Сделано это было для того, чтобы под российскими холдингами не создавались офшорные компании, в которых и аккумулировалась бы безналоговая прибыль, которая потом бы, опять же без налогов, «поднималась» в виде дивидендов в российский холдинг. Именно для этих целей был установлен черный список, куда вошли сначала 41, а затем 42 государства, включая Британские Виргинские острова, Каймановы острова, Белиз, Лихтенштейн, а также – на удивление многим – Кипр, формально офшором обычно не считающийся. При этом, однако, черный список не затрагивал многочисленные структуры «снизу вверх» и не препятствовал применению (зачастую необоснованному) соглашений об избежании двойного налогообложения.
Тем не менее холдинги в Россию с 2008 года в массовом порядке так и не переехали, и полноценной «деофшоризации» так и не случилось. На то были технические причины (плохо работающее освобождение для доходов от продажи акций), однако главная причина – естественно, не в налогах: ситуация с защитой прав собственности, судебной системой и российским правом (последнее актуально и для компаний с государственным участием) с тех пор, к сожалению, кардинально не поменялась. Для привлечения средств в Россию через зарубежные рынки капитала без иностранных структур также не обойтись.
Кроме того, с 2012 года сделки с компаниями из стран черного списка на общую сумму доходов свыше 60 миллионов рублей в год стали подлежать обязательному раскрытию и ценовому контролю – чтобы противодействовать структурам, в которых, например, товар продается офшорной компании из России по заниженной цене, а затем перепродается по рыночной с оставлением прибыли в офшоре и выводе ее из российской юрисдикции. Однако черный список не играет здесь значительной роли: сделки с иностранными зависимыми лицами (а офшоры в сделках, как правило, являются «своими») из любой юрисдикции и так подлежат обязательному раскрытию и ценовому контролю. При этом в судах также стала намечаться тенденция, при которой проведение сделок через компании из стран черного списка стало рассматриваться как один из признаков получения необоснованной налоговой выгоды (дела компаний «Байерсдорф», «Трансагро», «Восточный Алюминий» и другие).
При чем здесь обмен информацией?
С момента появления черного списка Кипр был недоволен своим попаданием в этот перечень: это ударяло по репутации юрисдикции и по структурам крупных российских государственных и частных компаний с огромным количеством кипрских «дочек». Основным препятствием для исключения Кипра из списка офшоров была ситуация с обменом информацией: по запросам российских налоговиков кипрские коллеги делились информацией не очень охотно.
Разумеется, вопрос раскрытия информации – крайне чувствительный и вызывающий столкновение интересов. Российским налоговикам, естественно, информация из иностранных юрисдикций нужна для того, чтобы доказывать связь иностранных структур с Россией, узнавать бенефициаров и доказывать умысел на уклонение от уплаты российских налогов. Зарубежным налоговым органам, с одной стороны, нужно соблюдать интересы своей юрисдикции, которая обеспечивает для иностранных инвесторов сохранность банковской и налоговой тайны, а с другой стороны – не уклоняться от правомерных запросов информации российских коллег.
В итоге Россия и Кипр в 2010 году подписали изменения в налоговое соглашение, по которому Кипр взял на себя повышенные обязательства по раскрытию информации (немало напугав, пускай и напрасно, российский бизнес), а Россия, как только изменения вступили в силу с 2013 года, исключила Кипр из черного списка офшорных юрисдикций, сняв с кипрских структур описанные выше ограничения. Однако практика показала, что обязательства киприотов во многом так и остались на бумаге: по статистике ФНС, до четверти международных запросов российских налоговиков, направленные на Кипр и в другие юрисдикции, остаются без ответа, а на многие другие приходит развернутая отписка о том, почему отвечать на запросы иностранные налоговые органы не должны.
По этой причине киприотам, очевидно, решили напомнить о «рычаге» в виде угрозы обратного включения Кипра в черный список, на что они незамедлительно отреагировали очередной делегацией и заверениями об улучшении практики обмена информацией с Россией. Чем это закончится – сказать сложно, но вряд ли Кипр будет слишком сильно усердствовать в раскрытии информации, желая сохранить режим конфиденциальности для российского бизнеса, особенно после весенних событий. При этом в настоящий момент, исходя из заявлений представителей Минфина, обратное включение Кипра и новое включение Люксембурга в черный список представляется маловероятным – оно не является самоцелью, с этими странами уже подписаны изменения в налоговые соглашения, предусматривающие обмен информацией, и, скорее всего, упор будет делаться именно на соблюдение этих договоренностей. А вот информация может потребоваться российским налоговым органам для работы по новым правилам. Вопрос – каким именно?
Какие изменения нас ждут?
В Послании 12 декабря президент говорил о том, что в российскую налоговую юрисдикцию планируется ввести компании, которые принадлежат российским собственникам или бенефициарам. На практике, исходя из объявленных нововведений Минфина, которые уже анонсированы в Основных направлениях налоговой политики России на 2014–2016 годы, нас, очевидно, ждут:
- Правила о «налоговом резидентстве компаний», когда в российскую налоговую юрисдикцию будут «подтягиваться» формально иностранные компании с номинальными директорами, которые управляются фактически из России; доказывать такие случаи будет достаточно сложно, и российские налоговые органы во многом к таким делам пока еще не готовы (но быстро наверстывают упущенное).
- Правила о «контролируемых иностранных компаниях» (CFC), согласно которым компании и, возможно, физические лица будут обязаны раскрывать в России свои аффилированные иностранные «дочки» и включать в российскую налоговую базу их нераспределенную прибыль, даже если она в них копится и не перечисляется в Россию. Причем если эти правила будут «завязаны» на черный список, невключение в последний Кипра может сделать такие правила фактически нерабочими.
- Правила о «бенефициарных получателях дохода», которые могут значительно затруднить репатриацию прибыли из России с помощью соглашений об избежании двойного налогообложения и компаний-«пустышек», над которыми в структурах «снизу вверх» стоят офшоры с российскими бенефициарами (т.е. «латентными резидентами» без подлинного иностранного элемента).
Многие из этих изменений имеют шансы быть принятыми уже в весеннюю сессию Государственной думы в первой половине 2014 года. Возможен и пряник – нормальные налоговые освобождения для дивидендов и доходов от продажи акций российскими холдингами, чтобы у бизнеса появлялся дополнительный стимул возвращать структуры в Россию (работа в этом направлении уже идет).
Что это значит для бюджета? Возможно, часть государственных и частных компаний, в том числе использующих финансирование ВЭБа, ускорит уже идущие процессы частичного отказа от зарубежных холдинговых компаний (при этом для некоторых, как оказалось, отказ от зарубежных структур может существенно порушить «экономику»). Однако в целом увеличение налоговых поступлений в масштабах всего бизнеса сразу представляется маловероятным, и налоговым органам необходимо будет проделать значительную работу, в том числе по обмену международной информацией и повышению уровня и качества доказывания, чтобы превратить установленные на бумаге нововведения в реально работающие инструменты, повышающие уровень налоговой дисциплины. Более того, поскольку фундаментальные причины оттока капитала лежат в другой плоскости, новые меры (и их слишком рьяное или произвольное применение налоговыми органами) могут скорее отпугнуть бизнес и привести к снижению объема инвестиций и налоговых поступлений в бюджет.
Для бизнеса же вывод довольно простой: все старые простые игры с офшорами и секретностью рано или поздно в нынешнем виде больше работать не будут. Компании-«пустышки», управляемые номинальными директорами по телефону и почте из Москвы, агрессивные схемы планирования, в том числе с некорректным ценообразованием, – всему этому приходит конец. Международные структуры и связанные с ними налоговые преимущества становятся доступными исключительно холдингам с подлинным, а не номинальным иностранным присутствием (например, с реальной штаб-квартирой в Нидерландах или Люксембурге). Безусловно, такие структуры требуют реальной реструктуризации жизни бизнеса, корпоративного управления, больших усилий и затрат – однако именно это является обязательной платой за стабильность. В противном случае атака на такие структуры становится лишь вопросом времени. И чем быстрее будет осознан этот факт – тем лучше для бизнеса.