Политический беспилотник, или Почему Кремлю больше не нужна легитимность

В 2015 году, готовя страну к очередным думским выборам, тогдашний главный куратор внутриполитического блока в администрации президента Вячеслав Володин называл три главных приоритета выборной кампании: легитимность, открытость, конкурентность. Кремль призывал не «ломать конкурентов об колено» и всячески поощрял сделки партии власти с системной оппозицией. Сегодня ни о чем подобном не идет и речи: подготовка к выборам идет механически, поисками смыслов никто не занимается, легитимность стала автоматической «по умолчанию», закрытости не стесняются, а управляемую конкуренцию с системной оппозицией вывели к ультиматуму — кто не с нами, тот против нас. Это первые выборы, где проблемы легитимности в принципе нет для администрации президента, убежденной в способности обеспечить желаемый результат без особой «кампанейщины» и шума.

Легитимность по-новому

На самом деле во всем виноват Крым. Именно после присоединения полуострова российская власть и во многом Путин лично стали понимать свою легитимность по-новому. Немного упрощая, можно вспомнить типологию легитимности у Макса Вебера: традиционная (доверие к власти через доверие к монархии), рациональная (доверие к демократическим процедурам и закону) и харизматичная (доверие к авторитарному лидеру). Во время первых двух президентских сроков легитимность режима была смесью рационального и харизматичного типов. Тогда построение новой системы с ее мощной вертикалью, осторожным (по нынешним меркам — даже нежным) выдавливанием реальной оппозиции во внесистемное поле, лишением губернаторского корпуса автономии и политической кастрацией олигархов базировалось на харизматичной легитимности Путина. Президент мог позволить себе и сопутствующий юридический «тюнинг» с пересмотром всего партийного, избирательного законодательства, межбюджетных отношений и правил публичной активности.

Однако к 2020 году «тюнинговые» возможности были исчерпаны: постоянная донастройка сменилась капитальным ремонтом — «путинский режим» был закреплен «конституционно», как по букве закона, с его сильной президентской властью, размытым разделением властей и узаконенными традиционными ценностями, так и по духу — с отравленным и потом посаженным Навальным, полностью разгромленной внесистемной оппозицией, придушенными независимыми СМИ.

2020 год стал конституционным оформлением посткрымской России, где легитимность выстраивается не на базе доверия со стороны общества, а на базе сложившегося у Путина лично понимания его исторических заслуг перед страной. Это можно назвать новым типом легитимности — меритократическим, когда доверие народа к власти утрачивает свое объективное значение и становится субъективным отражением того, как в глазах самой власти народ по умолчанию должен к ней относиться. Происходит это за счет своего рода «самогероизации» лидера, для которого доверие к нему — это сопутствующий эффект его исключительных заслуг, и Крым при этом был только началом. После Крыма в число иных, не менее значимых для Путина заслуг вошли кампания в Сирии (и вообще внешняя политика на Ближнем Востоке), модернизация армии и новые вооружения, а еще обновленная Конституция и даже вакцина «Спутник V».

Самогероизация и миссионерство подразумевают подотчетность не народу, а истории, а заслуги — возможность оправдывать любое непопулярное решение и пренебрегать социальными настроениями как политически незрелыми и недальновидными. Случайно ли, что Путин практически перестал публично обсуждать стратегически важные для страны решения не только во внешней политике, но и в социально-экономической сфере. То, что ему кажется важным, — переводится в режим спецопераций, остальное отдано на откуп деполитизированного правительства. Манера публичного общения Путина с населением и журналистами даже не подростковая, а детсадовская (кот Леопольд, колобок, Шерхан с Табаки, «патамушта потому» и «тот, кто обзывается, тот сам так называется»).