Фото: smotrim.ru
Сегодня вполне очевидно, что вторжение в Украину для Кремля преследует не только геополитические цели вроде восстановления «исторической России» или сдерживания НАТО. Речи Владимира Путина и следующая за ними линия официальной пропаганды указывает и на амбициозную идеологическую задачу — тотальный пересмотр политических и моральных понятий, определявших европейский консенсус после Второй мировой войны. Основа этого консенсуса на протяжении десятилетий была известна как бы по умолчанию, умещаясь в лаконичную формулу «Больше никогда/Never again/Nie wieder». Предполагалось, что страница истории, в которой был возможен нацизм — как идеология и набор практик — навсегда перевернута и возврат к ней невозможен ни в каком виде. Фундаментом для такого понимания на протяжении десятилетий оставалась общая память, пространство которой находилось поверх любых национальных границ и не могло быть объектом какого-либо конфликта государственных интересов. Однако поколения менялись, память теряла свои конкретные черты, и от нацизма фактически остался лишь статус абсолютного зла, не имеющего оправданий. И именно в этом статусе нацизм оказался превращен в ключевой элемент оправдания войны со стороны России.
Путинская «денацификация» означала прежде всего то, что эта война не только допустима, но и морально необходима. На войне против нацизма нет полутонов, а цена победы не имеет значения. В борьбе добра и зла невозможно достигнуть мирного соглашения — так как всякий компромисс со злом приводит добро к искажению и порче. Нацизм презрел всякие человеческие законы и поэтому на самих нацистов не распространяются никакие универсальные права. С нацистами, как и с террористами, не разговаривают — их уничтожают. Однако если Украина превратилась в нацистское государство, а весь западный мир стал ее коллективным пособником, только Россия получает эксклюзивную возможность морального правосудия. Удивительным образом она получает право восстанавливать универсальную человечность вопреки самому человечеству, утратившему иммунитет к нацизму.
Такова, например, чудовищная логика недавней статьи Тимофея Сергейцева, фактически представляющей моральное оправдание массовых убийств в Буче. Борьба с нацизмом, как пишет Сергейцев, сегодня стала «сугубо русским делом» в силу «антифашистской внутренней природы» «русской цивилизации». В уравнении, где военная сила опирается на мораль, полностью справедливо и обратное: мораль определяется силой. Если Украина будет «денацифицирована» по сценарию Сергейцева — при помощи массовых убийств и «перевоспитания» «нацифицированного» населения в концлагерях — значит, именно так и будет выглядеть победа добра над злом в новом мире, свободном от нацизма. Или, как это формулирует Сергейцев, «идеология денацификатора не может оспариваться виновной стороной, подвергаемой денацификации». Альтернатива здесь проста: либо, не останавливаясь перед любыми жертвами, нацизм будет уничтожен, либо русских ждет «новый Холокост».
В своей знаменитой книге «Истоки тоталитаризма» Ханна Арендт писала, что Гитлер (в отличие от Сталина) является «моральным преступником нового типа», так как не ищет оправдания в искаженной гуманистической морали прошлого, но стремится утвердить принципиально новую. Такая новая мораль демонтирует само понятие человека как такового (и, соответственно, его естественных прав) и ставит на его место борьбу рас как биологических видов, неравных по своей природе. Право жизни и смерти, таким образом, не универсально, но постоянно динамически переопределяется в экзистенциальной расовой битве за жизненное пространство.
Другой проницательный исследователь нацизма, Франц Нойман, подробно разбирал деформацию судебной системы гитлеровской Германии, основанной на «феноменологическом» понимании права. Это значит, что приговор в нацистском суде выносился исходя из сущности, а не из деяния, и отвечал прежде всего на вопрос «кто», по отношению к которому «что» оказывалось совершенно вторичным. Суд, таким образом, не занимал беспристрастную позицию, но был лишь инструментом по защите своей расы, охраняя ее от любых угроз чистоте и внутреннему единству. Относительность морали и права по отношению к законам природы, опрокинутым в непрерывную политическую и военную борьбу антагонистических расовых «сущностей», составляли ключевой элемент нацистской идеологии. Именно такая картина реальности потерпела поражение во Второй мировой войне и именно она не должна была никогда возродиться (неизбежно порождая новые войны).
Чудовищный переворот в понятиях, который сегодня пытается осуществить Кремль, заключается в том, что сам нацизм определяется строго в соответствии с нацистским методом. Нацизм теряет всякие универсальные черты, превращаясь в инструмент перманентного создания врага. Отличить нациста от не-нациста равняется теперь способности отличить своего от чужого. А эта способность, в свою очередь, зависит лишь от голой силы, чистого военного доминирования. Главной наградой в украинской войне, с точки зрения путинской России, станет возможность назвать нацистом (а значит, лишить права на существование) любого, кто отказывается подчиниться диктату победителя.
Это абсолютно очевидно относится и к победам прошлого: если во Второй мировой войне Советский союз, как полагает Путин, был лишь аватаром извечной «исторической России», значит, наша страна является органическим «антифашистом», а любые ее внешние оппоненты являются потенциальными «нацистами». Борьба с абсолютным злом нацизма в этой конструкции оказывается полностью тождественно борьбе за глобальное господство России. Мораль и геополитика сливаются тут в принципиально неразделимое целое, а носителями идей (добрых или злых) оказываются целые народы лишь согласно свой «сущности» — «исторической судьбе», изменить которую современникам не под силу.
Эта картина мира — вечная борьба квази-природных коллективных сущностей, в которой побеждает сильнейший — собственно, формирует идеологический каркас практически любой разновидности фашизма. Его заполнение эклектической требухой — будь то расовая теория или «деукраинизация» — уже вопрос конкретных исторических обстоятельств. Те, кто полагает, что фашизм рождается из фанатической одержимости масс какими-либо «большими идеями», глубоко заблуждаются. Напротив, фашизм основан на самом глубоком цинизме, предельном презрении к способности людей верить в какие-либо идеи и следовать им до конца. Ведь любая идея или понятие, как учит фашизм, всегда оказывается лишь трюком в животной борьбе интересов: в отличие от всяких универсальных прав и свобод, которые оказываются на деле не более чем лицемерной трескотней, «сущность» («расовый инстинкт», «человеческая природа», «цивилизационный код» и т.д.) никогда не соврет.
Двадцатилетие путинского правления в России было последовательным в проповеди подобного цинизма, разъедающего общество сверху донизу. Закономерным итогом этого безудержного цинизма сегодня стали идеологическое оправдание военных преступлений и дегуманизация целого народа. Настоящая денацификация нашей собственной страны станет трудной задачей будущего. И центральное место в ней должно занять переосмысление и преодоление той опасной смеси презрения к слабым, апологии конкуренции и насилия, которая способна снова и снова возвращать нацизм к жизни.
