Александр Чекменев — украинский фотограф-документалист, который с 1990-х годов снимает постсоветскую жизнь своей страны. После начала войны в Украине он получил задание от The New York Times снять портреты жителей Киева. Когда материал был опубликован, Чекменев понял, что не может остановиться на этом. И он продолжил фотографировать людей и записывать их истории как в самом Киеве, так и в освобожденных городах и селах Киевской области — Ирпене, Буче, Мощуне, Гостомеле, Залесье и других.
«Я не могу не снимать, — говорит Александр, — я нахожусь в Киеве, и тут более-менее жизнь налаживается. Но я знаю, что в двадцати километрах от Киева нет света, люди готовят еду на огне — и ты просто не можешь усидеть дома. Но чтобы снимать, ты должен этим жить. И это моя гражданская позиция — делать то, что я умею, в важный для страны час. Делать это для будущего, для истории. Моя задача — сохранить память о людях. Я верю, что они останутся в истории. И тогда, возможно, кто-нибудь потом вспомнит и об авторе — обо мне».
Фотожурнал Republic публикует невероятные фотографии Александра Чекменева и истории снятых им людей.
Лариса Лещинская (слева) и Елена Ильинична Луговая (справа)
Лариса Лещинская (45 лет), Горенка
За две недели до войны Ларисе приснилась умершая мама на фоне разрушенного села. Мама показала ладони — на одной было число 2, на другой — 4. Когда мама свела руки вместе, то получилась цифра 24.
Когда началась война, Лариса приняла решение остаться в Украине, хотя у нее была возможность уехать в Испанию. 10-тысячная Горенка почти полностью опустела, так как с первых дней войны она оказалась в километровой зоне от линии фронта. В домах постоянно оставалось несколько десятков человек. Лариса сформировала волонтерскую группу из семи добровольцев.
В Горенке было полностью уничтожены 128 дворов. Под обстрелами погибло семь человек, одиннадцать были тяжело ранены.
Елена Ильинична Луговая (94 года), Киев
Украинский историк, кандидат исторических наук. Работала до 80 лет, а потом еще 5 лет помогала писать диссертации. За свои проукраинские научные работы подвергалась гонениям в СССР.
По ее словам, детство у нее было безрадостное. Отца забрали в 1937 году, мама еще год носила ему передачки в тюрьму, хотя намного позже узнала, что его расстреляли через 20 дней после ареста. В начале Второй мировой войны ей исполнилось 13 лет. Очень хорошо помнит оккупацию Киева.
Рассказывает, как с друзьями ходила в Бабий Яр. Улица, подходившая к яру, была перегорожена деревянным забором, куда можно было проходить только по одному. На входе стоял немец с автоматом и пропускал только евреев. Вместе с подружками они хотели пройти за евреями, но немец спросил их: «Juden?» ( «евреи» нем. — Republic). «Нет», — сказали они, и немец грязно выругался и прогнал их. Потом были слышны женские крики и выстрелы.
Про то, что ей пришлось пережить в детстве, Луговая рассказывала позже своим родным. И после начала войны в Украине в феврале невестка — единственная родственница Елены Ильиничны — решила скрыть от нее эту информацию, опасаясь, что она не перенесет такое потрясение в силу возраста и проблем со здоровьем. Тайну удавалось сохранить на протяжении 33 дней, пока о войне не проговорилась в телефонном разговоре одна из подруг Луговой. Теперь Елена Ильинична слушает новости по несколько часов в день и поет песни — так справляется с тревогой и бессонницей. Говорит, что единственное, о чем жалеет — это то, что сейчас не может защищать свою страну.
Николай Кеуш (слева) и Сергей Гренюк (справа)
Николай Кеуш (61 год), Залесье
Во время оккупации Залесья российскими войсками Николай жил все время в доме, даже в погреб не спускался. Сказал, что если будут бомбить, то и в погребе достанут. Постоянно Богу молился. Соседние четыре дома разнесло, а его крайняя хата уцелела. Соседке через дорогу попал снаряд — она погибла вместе со своей собакой. И другого соседа осколком ранило, он через 10 дней умер.
На огороде Николая стояли танки и бензовозы. Военный в черной форме наставил на него автомат и сказал, что застрелит, если тот будет выходить из дома. На что Николай ответил так: «Стреляй в меня, на моем же огороде стреляй! Вас мало в Афгане постреляли? Какого вы на нашу землю пришли?»
До последнего дня оккупации Николай оставался в своем доме.
Сергей Гренюк (40 лет), Мощун
Сергей — водитель маршрутки, житель села Мощун Киевской области. 16 марта во двор Сергея зашли трое русских солдат, один из них в упор двумя выстрелами из автомата убил друга Сергея. А сам Сергей получил одиночными выстрелами три ранения — в лопатку, в руку и в ногу, после чего он упал на пороге своего дома. 6 дней Сергей пролежал на полу, пока его не забрали украинские солдаты. По дороге они приняли бой, но им удалось отбиться. Военные сказали ему: «У тебя девять жизней, как у кошки».
В пяти метрах от входной двери Сергея находится свежевыкопанная неглубокая яма, где был наспех захоронен его друг. 4 мая он был перезахоронен на местном кладбище.
Зинаида Костенко (слева) и Юрий (справа)
Зинаида Филимоновна Костенко (80 лет), Мощун
Первые 10 дней войны жила под обстрелами, пряталась в своем доме между двух несущих стен. Осколки от градов насквозь пробивали бетонный забор и влетали в дом. Над ее кроватью обвалился потолок, говорит, так бы и привалило, будь она там: «Думала, что в войну родилась, в войну и помру». Только с третьего раза волонтеры уговорили ее покинуть дом. Она второй день, как снова у себя дома, 2 марта ее эвакуировали из дома, а 2 мая она снова вернулась домой. От семи домов напротив остались только одни развалины.
Юрий (44 года), Мощун
Утром 24 февраля над его домом пролетели вертолеты в сторону Гостомеля, он насчитал их 25 штук.
Большую часть времени Юрий проводил в сыром холодном погребе, там же вместе с соседями спасался от обстрелов. На протяжении двух недель они спали по очереди, в подвале пряталось семь человек, в том числе четырехлетний ребенок. Грелись в доме, пока топилась печка — пока был сам дом. В один из дней загорелось несколько домов вокруг. Эвакуироваться им помогли волонтеры.
Мы познакомились с Юрой, когда он писал мелом на уцелевших металлических воротах название улицы и номер дома. Трудно поверить, что от двухэтажного дома, летней кухни и гаража с машиной и мотоциклом практически ничего не осталось. Единственное, что уцелело, так это спасительный дедовский погреб.
Настя Хмызюк (слева), Анатолий Левицкий (справа)
Настя Хмызюк (19 лет), Киев
Настю на центральном вокзале знают все. Когда я ее заметил, а ее невозможно не заметить, она очень быстро отвечала на звонки и параллельно отдавала приказы, что кому куда нести. Было понятно, что она тут главная. Насте Хмызюк 19 лет, она коренная киевлянка. 24 февраля утром девушка спала, когда позвонила мама, а потом дедушка, они сказали, что началась война. «Первые 6 дней я мониторила новости и понимала, что ничего не могу сделать», — говорит Настя. Потом она пошла волонтером на железнодорожный вокзал, дала объявление в соцсетях, чтобы создать команду. Каждые минуту-полторы после этого ей начали звонить: «Никогда не думала, что так много людей хотят быть полезными».
На вокзале висели детские рисунки. По словам Насти, каждый раз, когда волонтеры проходили мимо, они смотрели на них, плакали и понимали, для чего они все это делают. Потом солдаты попросили эти детские рисунки на передовую — и они отдали. Говорит, что после того, как Украина победит в войне, она соберет всех родственников и каждого обнимет: «Раньше думала, что самое ценное — это работа, а теперь поняла, что самое важное — это люди».
Анатолий Феодосиевич Левицкий (69 лет), Киев
Живет в Киеве с 1982 года. Доктор медицинских наук, профессор, детский ортопед, травматолог. Работает в Национальной детской специализированной больнице «Охматдет». Именно эта больница оказывалась ближайшей, когда доставляли раненых в город. Привозили всех, не только детей. Рассказывает, как 26 февраля привезли ребенка, который умер, когда его заносили в больницу. И когда принесли этого первого мертвого ребенка, погибшего под обстрелами — как будто мир перевернулся, не верилось, как такое вообще может быть. Очень много детей поступало с огнестрельными ранениями. Вспоминает мальчика 4–5 лет, которого удалось спасти, но две пули у него остались в позвоночнике. Каждый день проходит по несколько операций. На вопрос, боится ли он, отвечает: «Когда работаешь в операционной, то не думаешь, что что-то может прилететь». Анатолий живет на левом берегу, иногда проведывает свой дом. Рассказывает, что был в Донецке в 2017 году: «Это уже как посетить Чернобыль — мертвый город».
Максим Павлюк и Люба Тимченко (слева) , Вита Бойна и ее сын Денис (справа)
Максим Павлюк (20 лет) и Люба Тимченко (17 лет), Киев
Люба, ее парень Максим и кошка Мурыся перебрались в метро после того, как начались обстрелы Киева. Люба — ученица парикмахерской школы. Большую часть дня она проводила в метро, выходя на улицу только чтобы проверить дом и зарядить телефон. Их вместе с Максимом поддерживали волонтеры. «Сегодня они кормили нас хот-догами», — рассказывала она. По ее словам, на этой же станции постоянно жили вместе с ними 60 человек — примерно половина на платформе, остальные в вагонах метро. Но когда раздавалась воздушная тревога, то станция часто заполнялась большим количеством людей так, что иногда можно было только стоять. Люба была сильно напугана и дезориентирована: «Я боюсь стрельбы, у меня часто случается истерика». (17 марта Люба эвакуировалась в Польшу )
Вита Бойна (31 год) и Денис Бойна (2 года), Киев
Вита — помощница заведующей детским садом. С начала марта Вита и ее сын практически все время жили в вагоне, стоявшем на станции метро «Дворец Украина». Почти сразу после того, как они поселились в метро, кто-то украл у Виты телефон. Она не помнила наизусть номер бывшего мужа, который в тот момент был с двумя их дочерями в деревне по дороге в Чернигов, подвергшийся нападению российской армии. И Вита не знала, что с ними и в безопасности ли они. В метро было очень холодно, особенно по ночам. «Я знаю, что мой ребенок замерз. Я заворачиваю его и стараюсь согреть», — говорила Вита. Рассказывала, что многие привезли на станцию домашних животных, в том числе там был еж. Собаки громко лаяли в замкнутом пространстве.
Вера Ищенко (слева) и Рахмат Мартункаев (справа)
Вера Иващенко (60 лет), Залесье
От отцовского дома, который строили с 1972 года, остались одни стены и печь. «Мы наших не виним в этом, обязательно нужно было эту тварь, русский мир, выбивать», — говорит Вера. В ее дворе стояли танки, а у соседа стоял штаб и рыли окопы. Российские солдаты мародерили и хозяйничали. Буряты съели соседскую собаку, ее шкура до сих пор висит на заборе. Кошку Веры застрелили. Через три недели оккупации, читая молитвослов, Вера с подругой пошли в соседнее село.
«Земля кормит нас», — говорит Вера, сажая огород рядом с разрушенным домом. Из всего дома уцелел только погреб, в котором она пряталась. Вера пошла нам его показывать, достает банки с яблочным вареньем и говорит: «Это вам». А потом достает огурцы, помидоры и тоже дает. И говорит: «Я всем журналистам раздаю». То есть у человека — это единственное, что уцелело, а он с тобой еще делится.
Рахмат Мартункаев, Гостомель
Рахмат Мартункаев родом из города Кизляр в Дагестане. Родители отправили его учиться в академию МВД в Киев. Женился и остался в Украине. В 1986 Рахмат дважды просился в Чернобыль добровольцем, но его не отпустил замполит, сказал: «Рахмат, у тебя двое маленьких детей…» В 1991 году принял присягу на верность Украине.
Когда в Гостомель пришла российская армия, солдаты начали ходить по квартирам и взламывать двери. Рахмат услышал, вышел в коридор, не побоялся и остановил этот беспредел. Так он спас три квартиры, которые ему доверили охранять соседи. Рассказывает, что потом какой-то бурят поставил танк на газон под подъездом его дома. Рахмат выругался на танкиста: «Это что тебе, гараж что ли? Убирай его отсюда!»
Вышел как-то Рахмат покурить у подъезда и как только зашел в парадную, прилетела ракета. «Еще бы пару минут — и меня уже не было», — говорит он.
Александр (слева) и Лидия Цымбалюк (справа)
Александр (60 лет), Буча
Александр простоял со своей соседкой Натальей 4 часа с поднятыми руками лицом к забору под дулом автоматов российских солдат. Потом их отпустили. Сейчас в их доме нет света, воды и тепла. Руки у них черные от сажи, так как еду они готовят на костре на улице. С едой им помогают волонтеры.
Лидия Степановна Цымбалюк (73 года), Киев
Живет вместе с мужем на 8 этаже 16-этажного дома, у них двухкомнатная квартира. С начала войны Лидия сильно боялась обстрелов, поэтому спала в чугунной ванной, хотя муж оставался спать в комнате. 15 марта в начале пятого утра проснулась и хотела пойти на кухню, как вдруг услышала взрыв и звук бьющихся стекол. Если бы Лидия было в это время на кухне, то она бы погибла. Когда появился черный дым, дышать можно было только через мокрые полотенца. Пока приехали пожарные, дом уже начал гореть, их с мужем снимали с 8-го этажа через пожарную лестницу. В их доме в этот день из-за ракетного удара погибло четыре человека.
Юрий и Таисия Клочко (слева), Светлана Петровская (справа)
Юрий Клочко (58 лет) и Таисия Клочко (33 года), Киев
Когда началась война, Таисия и ее отец Юрий не стали эвакуироваться, а остались в своей квартире в Киеве. Она выросла среди творческих и независимых людей, ее отец и гости их дома часто обсуждали писателей и книги, запрещенные в СССР. Таисия занимается поставкой дизельного топлива армии и службам скорой помощи. Сейчас работает над тем, чтобы наладить импорт дизельного топлива с Запада. «Всю свою жизнь я прожила в центре города, — говорит Таисия, — и я остаюсь в Киеве, потому что не могу оставить то, что люблю».
Светлана Петровская (87 лет), Киев
Светлана Петровская родилась в 1935 году в Киеве, на протяжении 63 лет работала учителем истории, заслуженный учитель Украины. Она гордится тем, что на ее уроках истории выросли замечательные люди, которые сегодня являются волонтерами по всей Украине.
В 1941 году во время нацистского вторжения она и ее семья эвакуировались в Россию. Те родственники, которым не удалось бежать, были убиты в Бабьем Яре. В эвакуации Светлана переболела корью и пневмонией, но ей помогли деревенские русские женщины — они ее вылечили. Петровская вернулась в Киев в конце войны в 1944 году, еще ребенком, и помогала расчищать его завалы. Когда в конце февраля 2022 Россия начала бомбардировки Киева, Светлана перебралась в метро и почти постоянно оставалась там в укрытии, по ее словам, это был самый разумный вариант, поскольку ходит очень медленно и не может каждый раз бежать из дома в укрытие. Светлана организовала сбор продуктов и приготовление пищи для защитников Киева. «Я многое видела в жизни, но никогда не видела ничего подобного», — сказала Светлана.
Лилия (слева) и Валерий Душин (справа)
Лилия, Ирпень
6 марта Лилия услышала звон битого стекла, пуля пробила окно и холодильник, а к ней на огород заехал танк. Зашли в хату, искали нацистов. Хотели занять позиции вокруг дома, на что Лилия сказала: «Вы что, хотите прикрываться парализованным стариком и бабкой?» Через три недели муж Лилии умер.
Валерий Душин (62 года), Гостомель
Жена Валерия умерла 11 лет назад, сейчас живет вместе с сыном. Утром 24 февраля они услышали взрывы, потом над их домом пролетели самолеты. Жили, спасаясь в подвале. Все это время были без воды, света и тепла, стекол в окнах уже частично тоже не было. Когда пришли солдаты российской армии, они повыбивали двери и заселились в их квартиру и квартиры соседей. После, когда украинцы начали попадать по российской военной технике, все изменилось: солдаты заняли подвалы, а жителей заперли в их же квартирах и снаружи еще палками двери подперли, чтобы выйти не могли.
«Люди говорят, я уже на батюшку стал похож, представляю, как я там у вас на фотографии смотреться буду», — смеется Валерий. Мы посидели у костра, где до этого стоял русский танк, выпили чаю с дымком. Поделились с Валерием и его сыном сладостями, сигаретами и отдали им медикаменты, а потом спустились в их спасительный подвал, где и сделали этот портрет. Чтобы помнить.
