Кадр из фильма "Перо маркиза де Сада" (2000)
kinopoisk.ru
— Я никак не могу понять, по какому необъяснимому противоречию природа внушила людям страсть к разрушению ее же творений.
— Мне-то очень это понятно…Частицы разрушаемой нами материи мы бросаем в горнило творческой деятельности природы и даем ей испытать радость нового созидания. Ведь созидать она может, лишь разрушая, и человек разрушающий помогает ей испытать живейшее наслаждение от созидания.
— Значит, убийство — это наслаждение?
— Скажу больше: это долг.
Маркиз де Сад, «Жюстина, или Несчастья добродетели»
IV. Писатель и чудовище: великое рождение
«Так, полные пустого, смешного, суеверного почтения к нашим условностям, мы, добродетельные люди, встречаем только тернии там, где злодеи срывают розы»
Маркиз де Сад, «Жюстина, или Несчастья добродетели»
После шести лет в Венсенском замке маркиза де Сада переводят в Бастилию, это уже ближе к центру мира — то есть Парижа, но все равно на выселках — тогдашний Париж еще меньше нынешнего.
Венсенский замок
Wikipedia
Венсенский замок, в отличие от Бастилии — сохранился. Он окружен зоопарком — таким образом «спасли» парк вокруг него, и это придало ему какое-то злое очарование — бывшая тюрьма, окруженная зверьми, что-то в этом есть «мистическое», жестокое и «де-садовское». Престижный район с арборетумом и бывшими охотничьими угодьями знати, где сегодня по утрам бегают спортсмены-любители, плюются как верблюды на ходу, и «занимаются спортом» прочие потные фанаты «физических нагрузок» в неприлично облегающих костюмах, через полчаса они будут сидеть у своих экранов в офисных центрах класса «А» — им плевать на Сада. У них ипотеки и кредиты, оферты и корпорации, супермаркеты и сериалы в интернете. Но Сад все равно смотрит на них своим злым оком. Зло — оно повсюду, не только здесь, в этих стенах. You must be certain of the Devil.
А автор этого сочинения (он не бегает и не крутит педали) — как ни придет туда, все время закрыто, видать, не судьба, приходится утешаться изысками галльской кулинарии в кафе с видом на этот мрачный музей, благо там всегда есть грушевый пирог татен (tatin), и запивать его кофе с молоком по безбожной цене — Париж как все прочие «престижные» города стал неимоверно жлобским; наверное, Сад бы тоже так сделал, он ведь стал обжорой в заточении, «гурманом».
Да и не стоит так рваться туда, где никакой «атмосфэры» давно уж не осталось — в этих замках только лишь бесприютные сквозняки-призраки да унылые служительницы «музейного культа», скучающие в своих телефонах и теребящие по сто раз читанные карманные издания Франсуазы Саган. Нафталиновый рай полусытой, вязкой скуки. Корпорация бабушек-девственниц-самоубийц, как съязвил один острый на язык знакомый, — в Лувре ровно то же самое. Здравствуй, грусть!
Де Сад. Вот ему уже сорок минуло, а наш герой все еще не принялся основательно за работу. В какой-то момент, поняв, что освобождение не светит, а деятельная натура просит занятия, он принимается за перо. Спасибо, или наоборот — будь проклята эта тюрьма, давшая самого ужасного писателя всех времен и народов. Недаром ее разрушит чернь.
