Кадр из фильма Пазолини "Сало, или 120 дней Содома" (1975)
kinopoisk.ru
«Разве можно внушить отвращение к пороку, не обладая мужеством обнажить его гнусные язвы?»
Маркиз де Сад, «Эжени де Франваль»
VII. От забвения к «садомании»
«Жюстина разразилась горькими сетованиями, жалобами на мошенников, погубивших ее. Но ее проклятия не обрушили гнева небесного на их головы, напротив, они благоденствовали».
Маркиз де Сад, «Жюстина, или Несчастья добродетели»
Наш бедный маркиз после своей смерти в конце 1814 года оказался наглухо забыт новой эпохой. Еще бы! К власти рвалась — и уже приходила — буржуазия. По всей Европе забродил кисель национализма-героизма. Уже появился байроновский герой-романтик, одинокий и мечтающий о смерти. Гремел угрюмо и грозно в своей гениальной глухоте Бетховен. Атомизация общества шла семимильными шагами. В Англии после Первой промышленной революции давно уж работали мануфактуры, которыми заправляли домби с сыновьями и на которых трудились маленькие и бесправные николасы никльби, дэвиды копперфильды и оливеры твисты, судьба которых была куда менее золотой, чем у их диккенсовских «сородичей». Мир капитала скалился и больно кусался. Расцветала новая волна империализма. Голландцы выкачивали специи из Индонезии, англичане примеривались к Индии и Китаю, а за океаном — после Бостонского чаепития — крепла невиданная доселе держава без короля, новая «родина свободы», куда устремились все искатели приключений.
Только к концу буржуазного столетия с воцарением декадентского fin de siècle начнутся робкие попытки вспомнить о нашем чудовище. Вот его первые «дети»: Шарль Бодлер со своими «Литаниями Сатане» и в целом «Цветами зла», граф де Лотреамон с «Песнями Мальдорора», в которых он в том числе мечтает о сладострастной кончине невинного дитяти в когтях гарпии, Оскар Уайльд с «Саломеей», целующей отрубленную голову пророка Иоканаана в губы и умирающей под щитами стражников царя Ирода. Но их зашикают викторианские ханжи, Уайльда и вовсе засадят в кутузку и ему будет не до эстетизма, он напишет «Балладу Редингской тюрьмы» и умрет в нищете на чужбине. Оборотную (и неразрывно с ним связанную) сторону садизма — мазохизм — откроет Леопольд фон Захер-Мазох своей «Венерой в мехах» (1870), а чуть позже Рихард фон Крафт-Эбинг выкует сам термин.
Леопольд фон Захер-Мазох
Wikipedia
В начале ХХ века будет еще один заход на эту территорию — куда более осмысленный. Лидер французского авангарда и отец сюрреализма, автор «Сосцов Тирезия» Гийом Аполлинер впервые издаст полное собрание сочинений маркиза де Сада. Эта попытка реабилитации «исчадия ада» в рамках французской эротической традиции любопытна, хоть и однобока. Сюрреализм с тех пор будет чтить Сада как отца своего. Сад примкнет к сонму проклятых поэтов и станет «божественным маркизом». Первая мировая прервет период признания, в двадцатых вся Европа будет судорожно веселиться в преддверии долгих сумерек и кромешной тьмы тридцатых-сороковых, но Сад уже не будет изгоем, его то и дело будут выкапывать из могилы и представлять широкой публике, а то и гордо «расхаживать» с его останками — эпатаж и провокация станут частью творческой манеры, весь этот дадаизм-авангардизм и прочие эксперименты будут нуждаться в таких «зловещих» именах.
Настоящий расцвет «садомании» случится после Второй мировой. И достигнет апогея в шестидесятых-семидесятых.
