Фото: Bundesarchiv, Bild 183-S55480 / CC-BY-SA 3.0
Термин «мобилизация» вместе с производными остается словом №1 в современной России. Говорят о ней, правда, все больше со скепсисом, и все меньше с реальной поддержкой и пониманием происходящего. И пока мобилизованные уже гибнут в Украине, а их товарищи жалуются командующим, в тылу заговорили про еще одну мобилизацию — экономическую.
Можно иронизировать, что застрельщик — ректор РАНХиГС Владимир Мау — обратился с верноподданической инициативой спустя четыре дня, как против него закрыли уголовное дело. Идея экономической мобилизации — одна из немногих, что действующая власть еще может продать глубинному народу. Дескать, избавимся от бездельников-бариста и всяких мерчандайзеров, всей страной начнем клепать танки и шить бронежилеты. Опять же, очевиден реверанс в сторону Великой Отечественной войны — идеологически верный и необходимый.
Но опыт 1941–1945 годов как раз показывает, что эффективный перевод экономики на военные рельсы возможен не всегда. Чтобы что-то туда перевести, эти рельсы нужно сначала сделать и найти место, чтобы проложить, не превращая происходящее в сюжет для госпропаганды. В противном случае работа даже самого компетентного машиниста не будет иметь смысла.
Это показала, конечно, судьба не сталинского СССР, а другой стороны, на которую так не хотят походить нынешние российские власти, — гитлеровской Германии.
И чем теперь воевать?
В начале октября 1941 года немецкие книжные магазины выкладывали на видных местах учебники русского. Зачем? Ответ прост: нацистская Германия готовилась к скорой военной победе над СССР. Предполагалось, что в оккупационных администрациях потребуется много чиновников, которым желательно хоть немного владеть речью покоренных «недочеловеков».
Триумф операции «Тайфун» — вход дивизий вермахта в советскую столицу — выглядел делом ближайших дней. Берлинские кинотеатры даже анонсировали новую документалку от ведомства Геббельса с лаконичным названием «Немцы в Москве». Гитлеровский пресс-секретарь Отто Дитрих прямо заявлял журналистам, что между наступающей на восток группировкой и ее конечной целью не осталось никаких вражеских войск. В ставке фюрера происходящее сравнивали с блистательной Семинедельной войной 1866 года против Австрии, конечно, здесь не за семь недель справились, но и поверженная империя куда солиднее.
Bundesarchiv, Bild 146–2008–0317 / CC-BY-SA 3.0
Царил дух, сопоставимый с 24 февраля 2022 года в телеграм-каналах у российских турбопатриотов. Тот праздник великодержавных фантазий так же оборвала жестокая реальность — советские войска под Москвой перешли в контрнаступление, операция «Тайфун» провалилась. Перед Германией встала многократно отрицаемая Гитлером перспектива — из молниеносной война превратилась в затяжную, сразу на два фронта. Тогда же, в декабре 1941 года, в конфликт окончательно вступили Соединенные Штаты.
Декабрьские события пробудили в Третьем рейхе первых скептиков. Еще 17 ноября 1941 года с собой покончил генерал-авиатор Эрнст Удет — культовая для своего поколения фигура, второй немецкий ас прошлой мировой войны. Перед смертью Удет отвечал за снабжение люфтваффе и взял на себя заведомо провальную миссию. Он пытался втолковать Гитлеру с Герингом, что германская авиапромышленность никогда не догонит по темпам производства ни советскую, ни американскую. Заявления, что продолжать войну бессмысленно, никто слушать не стал. Удета подвергли травле — прославленный летчик обиды не стерпел.
Bundesarchiv, Bild 183-H13535 / CC-BY-SA 3.0
Одним скептиком стало меньше, но неприятных вопросов не убавилось, их все чаще задавал главный экономист вермахта Георг Томас и другие высокопоставленные военные. Во что одевать мерзнущих на Восточном фронте в летней форме солдат? За счет чего восполнять парк уничтоженных Красной армией орудий и танков? Как одновременно удовлетворять нужды трех родов войск?