Владимир Путин / kremlin.ru
Заметная часть экономической повестки минувшей недели (как, собственно, и большинства предыдущих) в России была посвящена уже практически рутинной теме — санкциям. Арсенал сопротивления в распоряжении Москвы и раньше был невелик, и, несмотря на то, что политика антисанкций к настоящему моменту практически утратила всякий смысл, она, тем не менее, сохраняет свое место в риторике российских властей. Отчасти по инерции.
Ранее мы уже писал о предложении неутомимого ястреба Дмитрия Медведева, замглавы Совбеза, лишить западных правообладателей — «от кинофильмов до промышленного софта» — каких-либо прав в отношении их продукции на территории РФ. По своей большевистской логике инициатива близка актуальной на момент весны прошлого года идеи национализации предприятий, оставленных здесь иностранным бизнесом. Но ни то, ни другое в итоге не пошло дальше трибунных угроз. На днях Министерство культуры отвергло идею комитета Совфеда по экономической политике Алексея Синицына закупать иностранное кино через Белоруссию в случае отказа западной компании продавать его в Россию. «Предлагаемый подход к регулированию соответствующих отношений на уровне подзаконного акта представляется необоснованным», — сухо заключили в ведомстве.
Но если не присвоение чужой («недружественной») собственности, не важно физической или интеллектуальной, то что тогда?
Нефть и газ, ранее служившие эффективным орудием геополитического шантажа, утратили свое прежнее значение. О продэмбарго уже давно никто не вспоминает (что, впрочем, не мешает Кремлю ежегодно его продлевать). Даже дети-сироты — и те представляются не слишком убедительным ответом на глобальный антироссийский заговор. На неделе комитет Госдумы по вопросам семьи поддержал законопроект о запрете на усыновление российских детей гражданами «недружественных» стран, сообщила глава комитета Нина Останина. Однако по прошествии десяти лет после принятия печально известного закона «Димы Яковлева», подобная статистика и так неуклонно снижалась — доля иностранцев в новых усыновлениях в России в период с 2013 по 2021 гг. сократилась с 18% до 2,6%.
В таких обстоятельствах вместо зеркального ответа на санкции продуктивнее выглядят попытки разобраться, что же в их нескончаемом потоке принято поспешно или вовсе ошибочно. Понять, можно ли некоторые из этих санкций облегчить или снять, какие именно и как. Тут, правда, мы имеем очевидную поляризацию подходов.
На одном полюсе — сотрясание воздуха на международных площадках, к которым официальная Москва еще сохраняет доступ. Свежее выступление российского министра иностранных дела Сергей Лаврова на заседании Совета глав МИД стран G20 (состоялось на неделе) — одно из таких.
«Необходимо поставить заслон нелегитимным санкциям, любым формам нарушения свободы международной торговли, манипулированию рынками, произвольному введению ценовых потолков и другим попыткам присвоения чужих природных ресурсов» (С практической точки зрения, попытки переключить всеобщее внимание с украинской трагедии на «свободу международной торговли» довольно бессмысленны. Впрочем, внешнеполитическое ведомство, как и сам его бессменный руководитель, и прежде не отличались содержательностью стратегии защиты экономических интересов своей страны).
Сергей Лавров / kremlin.ru
На другом же полюсе мы имеем четко артикулируемую антивоенную позицию, теоретически способную поставить вопрос о правомерности санкций. Возьмем события, которые развернулись на неделе вокруг предпринимателя Олега Тинькова (в то время как его бывший банк, ныне принадлежащий Владимиру Потанину, попал под санкции ЕС). Оппозиционеры Михаил Ходорковский и Леонид Волков (оба признаны в РФ «иностранными агентами») независимо друг от друга лоббируют снятие западных (в частности, британских) санкций с бизнесмена — а, в сущности, с любых других россиян, открыто и недвусмысленно выступающих против путинской войны:
«Конечная цель — остановить войну, а не наказать людей, — пояснил Волков Bloomberg. — Санкции будут эффективны только при наличии стратегии выхода. В противном случае людям некуда бежать, кроме как назад в Москву, где они становятся еще более зависимы от Путина. Им нужно показать четкую возможность: сделай то-то и то-то, и санкции будут сняты» / «Снятие санкций с меня было бы справедливым [решением] и послужило бы сигналом того, что западные санкции направлены не на всех россиян, а только на тех, кто поддерживает Путина и его вторжение», — в свою очередь, подчеркнул сам Тиньков, которого также процитировал Bloomberg, фактически повторив более ранние свои заявления: «Английское правительство сделало глубочайшую ошибку, введя [против] меня [санкции]. И как сказали мои юристы, ты будешь первым, кого оттуда уберут скорее всего, если это когда-нибудь это случится с русскими».
«Если это когда-нибудь это случится с русскими» — уместная оговорка. Тому же Ходорковскому должно быть известно лучше, чем кому-либо, об ограниченном влиянии российской оппозиции в изгнании на решение властей стран Европы и США. Еще девять лет назад, в декабре 2014 года, выступая на слушаниях в Европарламенте, вышедший на свободу экс-глава ЮКОС объявил «совершенно неприемлемой» логику, «состоящую в том, что если русский народ будет жить хуже, он быстрее поймет, каких плохих правителей он избрал». «Санкции должны быть умными и честными», — добавил тогда спикер, призвав ЕС к дифференцированному подходу. Но, кажется, его не послушали.
В действительности у санкций есть своя избирательность, но едва ли та, которую умеет в виду Ходорковский. Так, на неделе стало известно о «крайне конфиденциальных» переговорах на уровне ЕС, позволивших Владимиру Лисину — владельцу НЛМК и богатейшему россиянину, согласно прошлогоднему рейтингу Forbes — избежать попадания в европейские санкционные списки. Это произошло из-за позиции нескольких стран-членов, написал EUobserver со ссылкой на дипломатические источники — в частности, из-за особого мнения Бельгии, где у Лисина два завода с персоналом общей численностью 1200 человек. Хотя в условиях принятого Евросоюзом в рамках восьмого (октябрьского) санкционного пакета, предполагающего запрет импорта российской стальной продукции, включая полуфабрикаты, до 2024 года, иммунитет бизнесмену никто не гарантирует.
Владимир Лисин (на сцене) / kremlin.ru
Таким образом у оппозиции пока немного шансов скорректировать работу санкционной машины, не говоря уже о казенных речах путинского МИДа, выдержанных в тональности советского политбюро. Но можно ли по крайней мере лучше приспособиться к существующим ограничениям, понять их техническую — если угодно, технологическую — преодолимость? Несомненно.
На неделе ЕС разъяснил российским банкам отключенным от SWIFT, но не попавшим под санкции (наверняка в ответ на настойчивые просьбы последних, к которым между прочим относится государственный Россельхозбанк), что тем разрешено пользоваться альтернативными способами обмена финансовыми сообщениями. А именно: бумагой, факсом или электронной почтой. В цифровой век, да еще в отношении страны, президент которой «болен» научно-техническим процессом, подобное разъяснение может показаться издевательством. Но в отсутствие выбора это, согласимся, все-таки рабочий вариант. В свежих Хрониках госкапитализма:
