В. Горяев, журнал "Крокодил", февраль 1950 года
«Отдел культуры» не в первый раз обращается к исследованию Евгения Добренко и Натальи Джонссон-Скрадоль, вышедшему в виде книги «Госсмех. Сталинизм и комическое» в издательстве «Новое литературное обозрение». С разрешения издательства мы публикуем главу, посвящённую вербальной карикатуре и её методам создания образа врага. Анализ советской сатирической продукции 50-х годов позволяет увидеть, на какие традиции опирается современная российская пропаганда и какие сатирические приемы не утратили своей эффективности по сей день.
Карикатура — не только жанр визуальной сатиры (как она чаще всего понимается). Ее следует рассматривать и как самостоятельный модус комического, лучше всего понятный на фоне сопредельных модусов, поскольку, подобно пародии или гротеску, она обычно апеллирует к некоей реальности — будь то карикатура на конкретного политика или на типизированный образ бюрократа. Ниже мы попытаемся проследить, как в этих модусах комического происходила кристаллизация образа врага. Речь пойдет прежде всего о вербальной карикатуре. Ее характеристики и свойства хорошо видны при сравнении с пародией, основанием которой является стилизация, о чем писал Юрий Тынянов. Мысль Тынянова сводится к тому, что пародия по преимуществу связана с приемом — она основана на его искажении, игре с ним («Пародия вся — в диалектической игре приемом», — утверждал он). Карикатура же куда более содержательна: она отсылает не столько к приему, сколько к типажу. Но связь между пародией и карикатурой лежит в их фундаментальной референтности: в отличие от гротеска, который в принципе не нуждается в отсылке, то есть порывает с «оригиналом», пародия и карикатура апеллируют к некоему контексту. Безреферентность — ключевое отличие гротеска от пародии и карикатуры. Его диалектика, как мы увидим, не в приеме и не в типаже, но в столкновении реального, правдоподобного, узнаваемого с фантастическим, карикатурным, гиперболичным, алогичным — воображаемым.
Хотя, в отличие от пародии, карикатура ориентирована не на прием, а на типаж, как модус комического она сама обладает рядом приемов, рассмотренных выше. Важно при этом указать на принципиальное единство приемов визуальной и вербальной карикатуры, их структурную согласованность, поскольку на них, по сути, строилось единство культурного текста холодной войны — медиально неоднородного (визуального и вербального), но структурно когерентного: если практически все литературные тексты (басни, фельетоны, памфлеты) сопровождались карикатурами, то карикатуры — стихами. Так что часто нельзя понять, иллюстрирует ли стихотворение карикатуру или наоборот.
Журнал «Крокодил», 1950 год
Литературный текст-карикатура оперирует теми же приемами, что и визуальная карикатура. Прежде всего, вербальная карикатура использует предоставляемые языком неограниченные выразительные возможности для создания звукового и визуального образов. Так, в стихотворении Дыховичного и Слободского «Идут» остро сатирически рисуется образ «фашистской Америки». Стихотворение начинается с картины марша нацистских «молодчиков» и сопровождается сарказмом в адрес этого неофашистского парада, поддерживаемого как мелкими торговцами, так и клерикалами:
…И в Оклахоме, и в Алабаме
Тускло блестят козырьки надо лбами.
Как на пикник, на веселое дельце
Маклеры вышли и домовладельцы,
Банков клиенты, церквей прихожане,
Благопристойнейшие горожане.
С ними шагает воскресная школа,
Рядом пылят продавцы «Кока-кола».
Сбив набекрень легиона фуражки,
Крепко заправив и глотки, и фляжки,
Парни шагают. Ножи под жилетом,
Кольца на пальцах прикрыты кастетом…