Фото: сайт Кремля
После начала войны в Украине россияне — уехавшие и оставшиеся — обсуждают, должно ли все общество нести коллективную ответственность за происходящее в стране или вину надо возложить только на Владимира Путина и его окружение. Republic поговорил с кандидатом исторических наук, бывшим деканом факультета политических наук Московской высшей школы социальных и экономических наук Василием Жарковым о том, откуда появился миф о русской рабской душе, как рыночная экономика заставила россиян выживать и кто все-таки должен нести ответственность за происходящее в стране.
«Россияне готовы подчиняться всему, потому что окружающий их мир — это неуправляемая стихия»
— В комментариях некоторых западных экспертов по поводу происходящего в России нередко встречаешь вопрос: почему россияне терпят Путина даже сейчас, когда он развязал бессмысленную войну. И даже мобилизация и электронные повестки ситуацию не изменили. Почему никто так и не выступает против? Кто-то скажет, что раз они поддерживают режим Путина, то это «рабская и покорная душа русских». А вы что думаете на этот счет?
— Все отсылки к «духу нации» — долгое эхо немецкого романтизма. И это самое опасное, что породила европейская культура за последние 300 лет. Именно немецкий романтизм лежал в основе гитлеровского нацизма. После Второй мировой войны оказалось, что с романтизмом в Европе покончено навсегда. Остались только реализм и идеализм как два основных течения в политической философии, в частности в теории международных отношений.
Но на востоке Европейского континента романтизм сохранился во многом благодаря текстам Чаадаева, Тютчева и их многочисленных последователей. В отличие от немецких коллег, русские романтики изначально страдали комплексом неполноценности. Как известно, Чаадаев отказывал русским в праве называться историческим народом. Он утверждал, что смысл существования России сводится к тому, чтобы собственным примером демонстрировать всему миру, какой путь неправильный.
Миф о русской рабской душе был сформирован внутри дворянской культуры России первой половины XIX века и сохранил свою релевантность до 80-х годов XX века.
В 1982 году математик и диссидент Игорь Шафаревич в своем эссе «Русофобия» сделал попытку развеять этот миф. Но в ответ на чаадаевский эссенциализм он предложил еще больший эссенциализм с сильным антисемитским привкусом. Если бы Шафаревич не поторопился со своими выводами, которые построил на ультраправой повестке историков-ревизионистов в отношении Великой французской революции, то он мог бы в 1983 году прочитать свежий труд Бенедикта Андерсона «Воображаемые сообщества». И тогда его критика «русской рабской души», возможно, строилась бы на других основаниях, релевантных повестке современных наук.