«Нечего из-за Христа истреблять миллионы родившихся ёлок». Как в борьбе большевиков с рождественским деревом родился знакомый всем нам Новый год

В последние несколько лет защита традиционных ценностей стала чуть ли не смыслом существования Российской Федерации. По крайней мере, нахождения у её руля группы известных всем политиков. Борьба эта очень удобная: она не предполагает ни чётко поставленных целей, ни понятных результатов, ни установленных сроков реализации. Так что защищать нечто, что объявили традиционным, можно бесконечно, не считаясь с методами и издержками. Словно пытаясь выйти к административным границам частично оккупированной Донецкой области Украины.

Можно ли в принципе измерить традиционность общества? Очевидно, что не самый удобный для анализа показатель нельзя свести к удобоваримому виду таблиц, диаграмм и графиков. Однако маркеры, показывающие, как внутри конкретной страны обстоят дела с преемственностью поколений, всё же есть. Один из них — перечень утверждённых государством нерабочих праздничных дней. В конце концов, что может лучше сказать о традициях конкретного народа, чем поводы, по которым граждане могут предаться веселью, законно отложив все дела до завтра?

Так вот, в российском случае, несмотря на все заявления официальных лиц о неисчерпаемом богатстве отечественной истории, с исконностью таких дат всё не ахти. По-настоящему живые торжества родом не из глубины веков, а из послевоенного Советского Союза, будь то Международный женский день, День Победы или Новый год. Странно вспоминать, но главный день в календаре современной России до 1947 года вообще не являлся выходным.

Больше того, ещё в 1930-х годах власти нещадно боролись с празднованием даты. Несколько лет строгий бан действовал даже на ёлки в домах, а в 1936 году сталинский режим резко присвоил себе этот обычай, сделав недозволенное вчера обязательным сегодня. По-видимому, в этом и состоит настоящая отечественная традиция: всё устоявшееся может в любой момент быть запрещено, а всё запретное реабилитировано, но с расстановкой нужных идеологических акцентов.

Устроил голод и вернул детям ёлку

У каждого времени есть свой герой. В своё время Михаил Лермонтов писал в предисловии к одноимённому роману: «Портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии».

В 1950-х годах таким героем при реабилитации жертв сталинских репрессий Никита Хрущёв неиронично пытался представить Павла Постышева. Новый глава государства приводил расстрелянного в 1939 году партийца как пример незаслуженно пострадавшего настоящего ленинца. Здесь, конечно, не могли не сказываться личные переживания. В 1938 году поднимавшийся Хрущёв именно за падавшим Постышевым подхватил кандидатство в Политбюро. Новый статус послужил трамплином для дальнейшей карьеры генсека.

По-видимому, в глубине души Хрущёв осознавал, что при определённых обстоятельствах участь Постышева он мог разделить сам.

А так в биографии Павла Петровича Постышева трудно найти некую нибелунговскую верность учению Ленина-Маркса. Скорее, это образец типичного большевика, колебавшегося вместе с линией партии. Выходца из бедной семьи, плохо образованного, участвовавшего в репрессиях ещё в Гражданскую войну, тогда он руководил ревтрибуналом большевистского правительства Сибири.

В 1933–1937 годах пиком постышевских достижений стала работа в Украине — большевик занимал пост второго секретаря местной компартии. Постышев, изначально критик сплошной коллективизации, в который раз за карьеру сменил взгляды. Он, как и другие сталинские эмиссары в Украине, сделал всё, чтобы республика полностью выполнила драконовские планы по хлебозаготовкам, хоть и ценой миллионов человеческих жизней. Попутно настоящий ленинец активно участвовал в подавлении национальной культуры: вычищал писавших по-украински литераторов, сворачивал украинскую печать, закрывал украиноязычные школы.

Советская марка 1968 года с Павлом Постышевым, указана неверная дата смерти, в действительности политика расстреляли годом ранее

Фото: Wikipedia / USSR Post

Однако в Киеве Постышев успел проявить себя и как сентиментальный борец за детские радости. В декабре 1935 года он добился невероятного — реабилитации рождественской ёлки, с которой предыдущие восемь лет советская власть вела нещадную борьбу. Разумеется, искушённый партиец правильно подобрал слова: ни о каком заигрывании с прежним атрибутом поповщины речи не шло, он провозгласил новую советскую ёлку.

Идею одобрил лично Иосиф Сталин — она поступила в весьма подходящий момент. Как раз 17 ноября 1935 на всесоюзном съезде стахановцев грянули исторические слова: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее».

«Если помнить об этом, то причина возвращения ёлки становится более понятной. По мнению советских идеологов, ёлка, как и многое другое в дореволюционной культуре, могла послужить укреплению победившего режима, возвращая людям привычные радости жизни».

— Елена Душечкина, исследовательница советской повседневности

Партийный нюх Постышев подрастерял уже потом. Его, если снова выразиться по-сталински, настигло головокружение от успехов. Поговаривали, что в Киеве, где большевик занимал пост первого секретаря обкома, его портреты вешали чаще, чем фактического главы государства. Это вкупе со старыми связями партийца с разгромленной бухаринской оппозицией и решило судьбу спасителя ёлки. 26 февраля 1939 года Постышева, в один день с женой, расстреляли как члена «правотроцкистской организации».

А новая традиция взамен упразднённого праздника продолжила жить. Просто до хрущёвской Оттепели никто о её зачинателе не вспоминал — полагалось считать, что всё это плоды заботы лично товарища Сталина, лучшего друга советских детей.