vk.com / Паблик "Казанский феномен"
Кажущийся на первый взгляд весьма тривиальным вопрос «Что такое русский шансон?» заставляет относиться к нему с неожиданной серьезностью при попытке сформулировать хоть сколько-то вразумительный ответ. Уклончивые конструкции про «преемника французской куртуазной песни» или «жанр на стыке блатного, эмигрантского и эстрадного» дают лишь общее, эфемерное представление о предмете интереса этой статьи, но нисколько не приближают к его сущности.
Надёжной и очень легитимной отправной точкой в путешествии к смысловому ядру «русского шансона» мне представляются два заявления человека, с этим понятием неразрывно ассоциирующегося: «У каждого своё определение шансона. Особенно в России» и «Шансон — зеркало страны». Так считает «король шансона» Михаил Шуфутинский, который и к своему закавыченному титулу, и к самому понятию «русский шансон» относится с большим скепсисом. Но неопределенность Шуфутинского в толковании обсуждаемого явления парадоксально приближает нас к его осмыслению.
Потому что музыкант, диалектически развивая мысль про «зеркало страны», приходит к выводу о том, что «русского шансона» не существует в принципе. «Есть просто песня» как элемент народной культуры, к примеру, блатной жизни, считает Шуфутинский, заключая, что «шансон — это когда песня тебе понравилась». Или «песня, спетая душой». Или вовсе… Боб Дилан.
Действительно ли автора Knockin' on Heaven's Door допустимо причислить к шансонье — вопрос, если следовать логике рассуждений Шуфутинского, подвластный лишь самому Дилану. Потому что «шансон» как уже достаточно анахроничный, изначально не вполне аккуратный термин давно утратил ценность в качестве описательной категории в контексте музыкальных жанров и направлений. Шансон абстрактен — он про мировосприятие, эмоции и самоидентификацию, и совсем не обязательно про музыку. И, опять же, «особенно в России».
