Митинг сторонников Алексея Навального в Калининграде. Фото: Евгений Фельдман / Это Навальный

Митинг сторонников Алексея Навального в Калининграде. Фото: Евгений Фельдман / Это Навальный

настоящий материал произведен и распространен иностранным агентом ⁠железновой м.м. 18+

Смерть лидера российской оппозиции Алексея Навального в колонии «Полярный волк», где он отбывал огромный срок по политически мотивированным приговорам, потрясла не только его ближайших соратников и единомышленников, но всех, кто хотел бы жить в прекрасной России будущего — или хотя бы просто в нормальной. Что говорит о состоянии режима переход к физическому устранению политических оппонентов, что не так с фразой «Кремлю это невыгодно», может ли Юлия Навальная заменить Алексея Навального, в чем его политическое завещание и что вообще теперь делать (а что — нет) — об этом «Мнения» поговорили с исследователем авторитаризма, старшим научным сотрудником Финского института международных отношений политологом Маргаритой Завадской.

— Если оценивать последствия гибели Алексея Навального для России, ее настоящего и будущего, так, как оценивают разрушительность землетрясений, по шкале Рихтера — это сколько баллов?

— Если максимум — это совсем страшные разрушения, то, видимо, это где-то рядом. Даже для тех, кто этого не заметил или даже считает это оправданным — в действительности это удар и по ним.

Убийство Навального — это, безусловно, большое человеческое горе, большая общая трагедия. Не все знали его лично, но у многих было ощущение, что он близкий им человек. Добиться такого в российском политическом ландшафте — это дорогого стоит. Он опроверг многие стереотипы о том, как устроена российская политика и, самое главное, российское общество. Он показал россиянам лучшее, на что они способны.

Поэтому критически важно не дать произошедшему деморализовать общество. Убийство Навального должно вызвать злость и желание действовать. Оно не должно вызывать апатию, смирение или уныние. Самое страшное, что мы сейчас можем сделать — это впасть в состояние политического или гражданского анабиоза и искать виноватых между собой, на Западе — искать там, где их на самом деле нет. Мы знаем, по какому адресу сидят виновные, и сегодня важно собрать максимальное количество свидетельств и информации для будущего суда — надеюсь, он будет.

— Сложно сказать, что может быть более деморализующим, чем сам факт: Навального больше нет.

— Очень опасно поддаться соблазну мысли, что все кончено, что все обречено. Россия — родина многих людей, которые совершили настоящие гражданские подвиги и стали примерами гражданского мужества и доблести, символами борьбы за демократию и гражданские права не только в российской, но и мировой истории. Все эти слова, что Россия не может никогда стать демократией, «культурный код несвободы» — это вредные глупости. Россия ничем не хуже других стран, которые совершили прыжок в демократию в свое время — да, есть некоторые существенные факторы, которые этому препятствуют, но они, безусловно, не укоренены в менталитете.

Навальный недаром сказал в своем импровизированном политическом завещании, что его смерть будет обозначать момент, когда мы необыкновенно сильны. Я думаю, что это не просто красивые слова, чтобы нас подбодрить, а правильный политический расчет. Убивают, когда боятся. Это отчаянная история.

— Это был мой следующий вопрос: что говорит о состоянии режима переход от посадки оппозиции и вытеснения в эмиграцию к физической их ликвидации?

— Политический философ Ханна Арендт писала, что прямое насилие — это признак недостатка власти, инфляции авторитета.