Тамара Эйдельман
Василий Максимов / Republic
Когда-нибудь историки будущего дадут свою оценку и нашему времени, и людям, которые в нем жили. Но нам, ныне живущим, тоже важно оценить себя и свое время здесь и сейчас. Поговорили с Тамарой Эйдельман* — историком, заслуженным учителем РФ, писателем и просветителем, — о том, где оказалась Россия и мы, ее граждане, в 2024 году.
— В июне этого года была переписана «Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий», да так, что превратилась в свою противоположность: вместо увековечивания памяти жертв она направлена на пересмотр уже состоявшихся реабилитаций этих жертв. Мне кажется, этот документ выделяется свой значимостью в длинной череде принимаемых сейчас властью документов. Что нас ждет в связи с принятием этой переписанной Концепции?
— Знаете, историки — они, конечно, про прошлое, поэтому я не берусь предсказывать. Но, с другой стороны, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что ничего веселого нас не ждет. В частности, эта история с Концепцией — она совершенно безнравственная, она ужасающая. Подробно я об этом написала в своем посте.
Разные есть оценки значения этой Концепции. Первое, что приходит в голову, — это то, что будут пересматривать дела реабилитированных с украинскими и польскими фамилиями и доказывать, что они все были нацистами. Думаю, для этого, в принципе, все и сделано.
С другой стороны, есть мнение, что это начало более широких вещей. Вот я была сейчас на «Дожде» с академиком Юрием Пивоваровым, который считает, что это начало чуть ли не большого террора. Я не знаю, но ясно совершенно, что это очень неприятный шаг, по сути, к реабилитации Сталина, — еще один, очередной, не первый и, наверное, не последний. И это совершенно бессмысленная вещь, потому что сразу все специалисты сказали, что эти дела, эти статьи, которые собираются пересматривать, вообще не подлежали реабилитации. То есть они будут пересматривать дела тех, кого оговорили, и будут их снова записывать в преступников. Это ужасно.
— Я, пожалуй, соглашусь с Пивоваровым, потому что мне тоже кажется, что это подготовка к большому репрессивному эпизоду по лекалу сталинских процессов.
— Не хочется соглашаться, но может быть. Мы теперь ко всему готовы. После 24 февраля я стараюсь не произносить фразу «Этого не может быть», хотя она регулярно просится на язык. Теперь ощущение, что может быть все что угодно.
— Когда в обществе обсуждалась новость о том, что Генпрокуратура собирается пересматривать решения о реабилитации «пособников нацистов и изменников Родины», многие были напуганы, но не удивлены. Оказывается, внутренне мы готовы к таким изменения, страх репрессий буквально сидит в подкорке каждого гражданина России. Вы, историк, как это расцениваете? Этот страх когда-нибудь перестанет передаваться из поколения в поколение?
