Дмитрий Быков
Постоянный автор Republic, писатель Дмитрий Быков прочитал 28 пунктов «мирного договора» Дональда Трампа, посмотрел фильм «Хорошие соседи» и сделал далеко идущие выводы о том, что победить Россию Владимира Путина может только ее собственное ничтожество.
Капитулянтские настроения традиционно считаются признаком адекватности и трезвости ума: кто бодрится, тому просто повезло, а кто громко жалуется или дает пессимистические прогнозы — тот действительно хорошо информирован, как вопросительный знак по сравнению с восклицательным. Это капитулянтство кажется мне не то чтобы безнравственным, но неразумным.
Неспособность мира остановить Владимира Путина и закончить войну в Украине диктуется не слабостью, как принято думать в пропутинских сообществах, а силой. Главный конфликт в мире — так уж он, видимо, задуман создателем — не между добром и злом (они слишком легко меняются местами), не между пацифистской слабостью и военной мощью, а между прошлым и будущим. Мир эволюционирует не плавно, а рывками: примерно раз в тысячу лет человечество делится на «малое стадо» и медленно стагнирующее большинство. Такие вспышки приводят к формированию мировых религий, мировым войнам, религиозным реформациям. Одной из попыток остановить очередную волну обновлений был фашизм. Постепенно к «малому стаду» подтягиваются единомышленники, «и вечно делается шаг от римских цирков к римской церкви», как описан этот процесс у Пастернака.
Проблема в том, что у модерна другие аргументы, он неспособен объясняться на прежнем языке. Когда ему под нос суют кулак, он разводит руками и улыбается.
Но это не повод впадать в отчаяние — это так устроено, что пацаны травят мальчика со скрипочкой.
Ничего, он вырастет и все им объяснит на пальцах. Печально, что эту проблему советского детства нам выпало сегодня пережить в мировом масштабе — но, как пророчески замечал Леонид Леонов, Западу еще только предстоит осознать многое из советского опыта.
У архаики вертикальные структуры, иерархическое мышление, большая бомба, обожествление данностей вроде пола, возраста или родины. У модерна — ризома (сеть, грибница), ирония и сострадание, интеллект и прагматика. Бомба есть тоже, но она далеко не занимает среди ценностей модерна того ведущего места, какое отведено ей в древнем мире. У архаики сырье, у модерна технологии. Архаика уверена, что все споры можно решить грубой силой. Модерн предполагает, что старая модель спора, при котором побеждает кто-то один, непродуктивна и нормальным режимом функционирования будет сосуществование, в котором кто эффективней, тот и прав. Архаика хочет быть не лучшей, а единственной, для нее нормальный режим полемики — уничтожение оппонента либо приведение его к вассальному состоянию. Высшая ценность архаики — суверенитет от слова «суверен». Модерн хочет, чтобы расцветали все цветы, а вопрос о правоте решала бы конкуренция. Диалог при такой поляризации невозможен.
Современная мировая ситуация с особенной наглядностью описана в повести Окуджавы «Будь здоров, школяр»:
«Когда в восьмом классе мы поссорились с Володькой Аниловым, я первый крикнул ему:
— Давай стыкнемся! — и мне стало страшно. Но мы пошли за школу. И товарищи окружили нас. Он первый ударил меня по руке.
— Ах так?! — крикнул я и толкнул его в плечо. Потом мы долго ругали друг друга, не решаясь напасть. И вдруг мне стало смешно, и я сказал ему:
— Послушай, ну я дам тебе в рыло…
— Дай, дай! — крикнул он и выставил кулаки.
— Или ты мне дашь. Кровь пойдет. Ну какая разница?
Он вдруг успокоился. Мы пожали друг другу руки по всем правилам. Но потом дружбы уже не было».
Дружбы не было потому, что условный Володька — Анилов, не Анилов, «какая разница», — безнадежно отстал. Он еще не понял, что ни один вопрос нельзя решить кулаком, поскольку на любой кулак найдется нож, кувалда или ядерная боеголовка. Но Володька и не заинтересован в решении вопроса — он получает удовольствие единственным доступным ему способом, и уж конечно не будет дружить с теми, кто обломит ему этот кайф.
Российское государство построено на садомазохизме, прочно сидит на этой игле.
Когда-то меня заинтересовал вопрос: зачем пытать обвиняемого, если в протокол и так можно вписать любое признание?