Из года в год на страницах российской прессы приходится читать весьма критические, если не сказать уничижительные, отзывы о российском бизнес-образовании. Критика основывается, прежде всего, на факте несоответствия почти всех российских бизнес-школ зарубежным «стандартам». И кейсов у нас рассматривается в разы меньше, чем в ведущих школах бизнеса, и программы ведутся по-русски (а какой же современный менеджер не говорит по-английски!), и исследования ведутся в весьма ограниченном объеме, и трудоустройство выпускников обеспечивается не так, и пр. На мой взгляд, такая критика свидетельствует о глубинном непонимании пишущих сути бизнес-образования. В развитых странах бизнес-образование давно стало инфраструктурным элементом бизнеса. Ремарки о том, что самые яркие предприниматели, типа Брэнсона и Гейтса, бизнес-школ не кончали, – разговор не по делу: в их компаниях работает множество выпускников программ МВА. Подобные рассуждения эквиваленты предложению закрыть средние школы, поскольку некоторые известные ученые добились выдающихся результатов, не получив формального среднего образования. Современный бизнес в развитых странах просто не может существовать без системы бизнес-образования, которой он формирует соответствующий запрос. При этом в складывающейся системе взаимоотношений уживаются как университетские и независимые школы бизнеса, так и корпоративные университеты. Замечу, что такое положение дел наводит на мысль, что «каков поп, таков и приход» или, если без аллегорий: каков бизнес, таково и бизнес-образование. Вроде бы пример создания школы «Сколково» как раз и свидетельствует, что бизнес эту истину осознал и породил для себя «учебное заведение нового типа». Однако при ближайшем рассмотрении этот эксперимент, обреченный на успех, вовсе не является примером для других бизнес-школ России. Во-первых, школа «Сколково» создана при столь мощном использовании административного ресурса, что повторить этот опыт практически нереально. Во-вторых, она функционирует пока вне открытого рынка и не как бизнес-проект, главный принцип которого – самоокупаемость. В-третьих, претензии школы на участие в глобальной конкуренции выглядят пока утопически. Полезно помнить открытие Майкла Портера в отношении условий успеха на международных рынках: этот успех возможен только при условии высокой конкуренции на соответствующем внутреннем отраслевом рынке. Внеконкурентный проект «Сколково» в этом смысле противоречит закону Портера. Вовсе не пытаясь представить российское бизнес-образование как совершенную систему, я хочу просто обратить внимание на то, что она отражает состояние современного российского бизнеса. В бизнесе серьезная конкуренция наблюдается в весьма ограниченном числе отраслей, в среде бизнес-образования она тоже очень слабая. А низкий уровень конкуренции всегда приводит к относительно низкому качеству услуг. Российский бизнес чаще всего непрозрачен. Но тогда откуда взять большое число хороших российских кейсов, которые всегда пишутся в сотрудничестве преподавателей бизнес-школ и менеджеров компании-героя кейса? Откуда взять преподавателей, имеющих опыт работы в бизнесе, если организовать стажировку преподавателей в российских компаниях крайне сложно? Как развивать программы российских бизнес-школ, если они существуют исключительно на средства, которые зарабатывают продажей образовательных услуг, в то время как развитие ведущих западных школ бизнеса базируется на использовании доходов, формируемых с помощью фондов целевого капитала (замечу, что эндаумент-фонд Гарвардской школы бизнеса в 2008 году составлял 3 миллиарда долларов)? И вообще мне представляется, что критика, звучащая в адрес российского бизнес-образования со стороны бизнеса, часто исходит их неявного предположения, что в реальном бизнесе с менеджментом все в порядке. Но так ли это? Все сказанное может показаться тривиальной жалобой представителя бизнес-образования на несправедливость указанной критики. Однако это ошибочное впечатление. Дело в том, что в российских школах бизнеса можно найти примеры отличных программ, пользующихся реальным спросом и по качеству мало чем отличающихся от зарубежных аналогов. Есть и примеры эффективного сотрудничества бизнеса и бизнес-школ. И вообще, российское бизнес-образование в целом прогрессирует, причем примерно с той же скоростью, что и национальный бизнес. Меня огорчает то, что однобокое и некорректное сравнение российского бизнес-образования с западным замедляет этот прогресс и вместо установления конструктивного партнерства между бизнесом и системой образования только усиливает разрыв между ними. Но пора, видимо, от констатации фактов перейти к конструктивным предложениям. Пора осознать, что только посредством сотрудничества между бизнесом и бизнес-школами можно ускорить развитие бизнеса и, следовательно, экономик. Запад нам здесь не поможет. На развивающихся рынках, отличающихся высокой спецификой, бизнес-образование должно отражать эту специфику. Приглашенные лекторы этой специфики не знают, а их конструктивные идеи чаще всего уже описаны в книгах и журнальных публикациях, по которым с ними и можно ознакомиться. Нельзя построить инновационную национальную систему образования на «заемных» преподавателях и их идеях. Написал это и подумал: снова прозвучат обвинения в том, что я призываю «изобретать велосипед». Но ведь речь не об этом. Западную систему мы уже хорошо знаем и, более того, используем ее сильные стороны. Но ведь сами представители этой системы пишут о кризисных явлениях, в ней наблюдающихся. Может быть, стоит подумать о решениях, которые позволят не строго копировать путь развития, пройденный западным бизнес-образованием, а предложить решения, адекватные обществу знания? Ведь исторические примеры такого рода существуют.