Тысячи сгоревших жилых домов, десятки погибших в огне – не полный итог засухи, поразившей европейскую часть России. Последствия пожаров придется разгребать до середины следующего лета: десятки миллионов людей в глубинке не дождутся корнеплодов с огородов и ягод из леса. А это основные источники калорий и «живых денег» (термин никуда не делся с 90-х). Что говорить обтекаемо, надо признать очевидное: Россию вне мегаполисов до следующей страды ожидает недоедание, а граждан с низкими доходами – голод. В чиновничьих заявлениях уже звучат намеки на беду. Например, мэр Казани предрекает, что его ждут проблемы с наделением горожан овощами. Представитель Минсельхоза Удмуртии жалуется, что наблюдается недород скота: после засухи на пастбищах осталось мало травы. Но и в этих сводках с полей лишь часть правды. Чиновники почти ничего не говорят о неурожае в личных подворьях – в первую очередь картофеля и овощей. При этом дачниками, мелкими фермерами и деревенскими жителями производится 90% от их общего урожая в России. А также 95–97% меда, шерсти, плодов и ягод. Да и мяса и молока «частники» дают немало: 36 и 40% от общероссийского «вала». Что это значит для России? Дачники и крестьяне поставят в разы меньше продуктов на рынки и в магазины (в целом для России это не страшно: за несколько миллиардов долларов все это нам привезут из-за кордона), но и с трудом смогут прокормить себя. Но даже если и прокормятся на скромной клетчатко-углеводной диете – не будут иметь денег на другие нужды. Взять хотя бы мое хозяйство и окружающую его реальность. Со 105 кв. м картофельной делянки на даче мы обычно получали 450–500 кг корнеплодов. В этом году, по прикидкам, нароем хорошо если 200 кг. Далее. Снижение урожайности в 2–2,5 раза – и это при регулярном поливе. На участках вне садового товарищества, то есть без полива, почти у всех дачников урожайность составит около двух мешков с сотки – примерно 100 кг. Низкий урожай даст белокочанная капуста (после картошки это второй овощ у малоимущих), совсем средний – другие корнеплоды (морковь и свекла). В целом, по этим 4 культурам будет недобор в 2–3 раза. Теперь – как это отразится на бюджетах малоимущих. В Холме, райцентре Новгородской области, живут две мои двоюродные сестры. Мужья обеих – лесничий и начальник пожарной части – получают наивысшую по местным меркам зарплату, 21 000 рублей. Одна сестра работает начальником почты (11 000 рублей), другая учительницей (12 000). У обеих по двое детей. У каждой из этих семей еще и большой огород по 40 соток и по 60 соток сенокоса. И примерно 60–70% семейного бюджета – около 350 000–400 000 рублей – они получали за счет продажи картошки, мяса, меда и клюквы. В этом же году вместо 7–8 тонн картошки они соберут от силы 3 тонны. Это только на еду и на корм скоту. Поголовье скота, кстати, у них существенно уменьшится. Вместо 2 свиноматок на зиму оставят одну. Из-за малокормицы и жары, снижающей аппетит, бычок наберет не 300 кг веса, а 200–250. С трудом заготовили сена даже на поредевшее стадо. Меда тоже почти не будет: еле-еле пчелам хватит на зимовку. Можно, правда, рискнуть: по 1–2 кг с улья слить. И вместо сбора в центнер останется только немного самим, на чай. Остается еще клюква: в сезон весь Холм уходил ее собирать, и самые трудолюбивые семьи за месяц–полтора обретали до 500 кг. Конкуренция подняла в прошлом году закупочные цены на клюкву до 40–50 рублей за кг (в Москве на рынке она шла по 100–150 рублей). Но в этом году с «ягодными» деньгами можно распрощаться. Ситуация усугубляется еще и неурожаем грибов, которые составляют важную часть рациона провинциальной России. Что получается? Уровень жизни у двух семей упадет процентов на 40–50 (как-то спасет забой скота). При этом, по меркам Холма, эти семьи – зажиточные. Обычная зарплата там 5000–8000 рублей, и у бедняков уровень жизни упадет не на 50%, а на все 80%. А если вырастут цены, как обещают, на хлебо-крупяные изделия, то ситуация будет еще страшней. Этой зимой горожанам придется собирать гуманитарную помощь уже не погорельцам, а миллионам жителей деревень, поселков городского типа и малых городов.