Нефть и рейтинг Путина | Нефть и милиция | Россия – не эмират | Обычная страна
Идея «ресурсного проклятия», довлеющего над Россией, увлекает очень многих. Но доказать, что именно увеличение доли сырьевого и добывающего сектора замедляет экономический рост, не так-то просто. Поэтому немало исследователей бьются над тем, чтобы объяснить нефтяными доходами хотя бы плохие, неэффективные, коррумпированные институты: нефть, мол, провоцирует сговор элит, покупающих лояльность масс, она дает деньги для укрепления силовых структур и подавления протестов, отбивает интерес к модернизации и провоцирует коррупцию.
Но профессор политологии Университета Калифорнии (UCLA) Дэниел Трейсман в своей новой статье «Нефть и демократия в России» решил поспорить с теми, кто видит в нефтегазовом секторе корни авторитаризма. Он изучил, как динамика нефтегазовых доходов повлияла на уровень демократии в стране (по оценкам исследовательского проекта Polity), и оказалось, что связи почти нет.
На душу населения у нас приходится не так уж много нефтегазовых доходов: в Катаре это около $45 000 в год (на 2006 год), в России всего $1340 – чуть меньше, чем во вполне демократической Австралии. И чем больше растут нефтяные доходы, тем меньше они влияют на уровень демократии.
Сторонники идеи «ресурсного проклятия» утверждают, что существует взаимосвязь между уровнем нефтяных запасов и свободой слова. Но, говорит Трейсман, рост разведанных запасов в России с 1998 по 2008 г. невелик, и ему, по этой модели должно соответствовать лишь небольшое ухудшение свободы слова (на 7 баллов по 100-балльной шкале – это разница между США и Норвегией). А исследователь Майкл Росс недавно доказал, что нет никакой связи между тем, является ли страна нефтепроизводителем, и тем, как часто там происходят пытки, похищения людей, преследования по политическим мотивам.
Наконец, в ответ на идею Стивена Фиша, который пишет, что российские реформы провалились из-за роста коррупции – а рост этот опять же объясняется увеличением нефтяных доходов, – Трейсман показывает, что Россия мало чем отличается от стран с аналогичным уровнем развития (и подушевого ВВП), независимо от того, есть у них нефть или нет. Это видно, например, по опросам Transparency International (см. график).
Трейсман не говорит, что нефть вообще не влияет на политику, но считает, что политическая траектория сырьевых стран мало зависит от конъюнктуры и цен на сырье. В интервью Slon.ru профессор рассказал, почему популярность Путина слабо связана с ценами на нефть, какие ошибки делает Freedom House при оценке свободы в мире, и может ли падение нефтяных доходов быть поводом для оптимизма.
НЕФТЬ И РЕЙТИНГ ПУТИНА
– Из вашей работы можно сделать вывод, что падение цен на нефть влияет на российскую политику сильнее, чем их рост. Элитам убытки делить сложнее, чем прибыль?
– Статистика ясно показывает, что уровень демократии имеет логарифмическую зависимость от нефтяных доходов. То есть первые $100 нефтяных доходов на душу населения воздействуют куда сильнее на качество политических институтов, чем пятые $100. Если бы Россия вдвое увеличила свои доходы от нефти, это бы не оказало существенного влияния на ее политическую систему. Так что люди, которые сравнивают политическую систему при Ельцине и при Путине и списывают все изменения на изменения цены нефти, сильно преувеличивают важность этого фактора.
Из той же статистики следует, что влияние на демократию при падении нефтяной ренты сильнее, чем при ее увеличении. Это те оптимистические выводы, которые при желании можно извлечь из моей статьи. Если бы в России вообще не было нефти и газа, то международный опыт подсказывает, что она была бы до некоторой степени более демократичной страной.
– В 2008 году вы писали, что популярность российских президентов – как Ельцина, так и Путина – зависит, в первую очередь, от экономических факторов. Как это совместимо с вашими выводами, что цена на нефть несущественно влияет на уровень демократии?
– Стремительный рост популярности Путина в конце 1999 года, когда он был премьер-министром, всеми связывается с его реакцией на террористические атаки и войну в Чечне. Тем не менее, даже и без событий в Чечне можно было бы ожидать резкого роста популярности любого кандидата от Кремля – может быть, на несколько месяцев позже, чем это произошло. Произойди этот рост позже – как бы это повлияло на итоги выборов? Обеспечило бы это победу кремлевского кандидата? Мое мнение – да.
Реакция [общества] на чеченский эффект объясняет скорость роста рейтинга Путина, но экономический подъем, и, главное, рост оптимистических настроений относительно развития экономики в 1999 году, думаю, привели бы ровно к такому же эффекту, только чуть позже. Устойчивый рост доходов и устойчивость общественного оптимизма относительно экономической ситуации в последующие восемь лет также внесли существенный вклад в высокий рейтинг Путина.
Как это совместимо с нефтяными доходами [государства]? Нефть важна для российской экономики, но колебания цен на нефть не объясняют всего наблюдаемого роста доходов. Например, в промежутке между 2005 и 2008 годами именно рост цен на нефть дал большую часть экономического роста. Но до этого цена на нефть не была столь важна для роста: между 1999 и 2001 годами в основном это был эффект девальвации 1998 года, а между 2001 и 2004 годом на рост влияла не цена на нефть, а увеличение добычи, главным образом, в подконтрольных олигархам компаниях – «Сибнефти», «Юкосе» и ТНК.
И кроме того, не само состояние экономики влияет на популярность лидера, а восприятие людьми этих экономических факторов, а также их ожидания. Следовательно, связь между ценой на нефть и популярностью президента становится довольно слабой.
– Один из аргументов сторонников идеи ресурсного проклятия: рост доходов от нефти позволяет государству увеличить затраты на репрессивный аппарат. Разве не логично?
– Здесь проблема даже не в том, что это не работает в случае с Россией: нет достаточных свидетельств этому нигде в мире. Нет связи между репрессивными мерами, принимаемыми правительством, и нефтяными доходами государства. Конечно, возможно, что в России иная ситуация, и что дополнительные деньги, поступающие от продажи нефти, позволяют увеличить количество сотрудников правоохранительных органов. Но еще в 90-х, если бы Ельцин хотел бы увеличить количество милиции, – он бы мог это сделать. Сомневаюсь, что основная причина ухудшения [ситуации с демократией] в России – рост затрат на милицию.
– Если подытожить: «ресурсного проклятия» нет вообще или оно не работает в конкретной российской ситуации?
– Я все-таки хотел бы прояснить свою позицию: я уверен, что нефть оказывает влияние на политическую ситуацию. В мировой практике есть доказательства того, что существует обратная связь между уровнем доходов от нефти и газа и уровнем демократии. Но если мы сравним 1995 и 2005 годы в России, тот факт, что за это время доходы государства от нефти существенно выросли, не объясняет изменение уровня демократии, – или объясняет его, но в очень незначительном объеме. И если уровень демократии с 1995 года в России сильно сократился, нам надо искать другие объяснения этому.
Нефть гораздо больше помогает объяснить разницу между странами, в которых есть нефть, и странами, у которых нефти вообще нет, чем предсказать траекторию политического развития страны-производителя нефти на каком-то временном промежутке.
– Не изменятся ли выводы о слабой роли «ресурсного проклятия» в России, если помимо нефти и газа мы добавим другие природные ресурсы – например, начнем учитывать цену на металлы и уголь?
– Множество исследований показали, что цена других сырьевых ресурсов нигде в мире не имеет существенного влияния на уровень демократии и на качество институтов.
– Вы пользуетесь для оценки ситуации с демократией в разных странах базой Polity. Насколько ее можно считать объективной?
– Существует огромная проблема: нет абсолютно надежных индексов, позволяющих сравнивать между собой страны по качеству демократии. Приходится брать лучшее из доступного. Основные используемые индексы – это Polity и Freedom House. Я не раз высказывал очень серьезные сомнения о полезности показателей Freedom House, и сейчас это становится уже превалирующим мнением.
Freedom House в рейтинге «политических свобод» помещал в последние годы Россию на уровень Объединенных Арабских Эмиратов. В ОАЭ при этом вообще нет никакой формы участия населения в выборах. Там есть представительная ассамблея, члены которой выбираются комиссией выборщиков, члены которой назначаются эмирами. ОАЭ представляет собой полностью недемократическое государство, управляемое семью автократическими эмирами. При всех сбоях в российских политических институтах есть огромная разница между ОАЭ и Россией, с точки зрения демократии.
Такие ситуации заставляют сильно сомневаться, можем ли мы использовать эти оценки для сравнительных исследований. Polity же разрабатывается группой политологов и социологов. В общем и целом там довольно мало подобных аномалий. Но есть серьезные замечания и к Polity. Недавно, например, туда были внесены изменения, в результате которых позиция России снизилась на один пункт, начиная с 1992 г. Я переписывался с организаторами Polity, но они не сумели мне внятно объяснить, с чем это связано.
– Вы изучаете российскую политическую элиту с начала 90-х годов. В чем главная разница между поколениями 90-х и 2000-х?
– Как многие отмечают, главное – это существенное проникновение представителей спецслужб, силовиков в верхние эшелоны власти и в бизнес. Этот процесс начался уже в конце 90-х, как это показано в многочисленных исследованиях Ольги Крыштановской. Но помимо этого шла и плавная модернизация: молодые представители элиты сейчас принципиально иные, чем молодое поколение начала 90-х: они лучше образованны, более интегрированы в международное сообщество, лучше подкованы в экономике. Эта интеллектуальная элита совсем не отрезана от остального мира, как это было с элитой 90-х. В итоге, мы имеем, с одной стороны, хорошо образованных космополитов, с другой стороны – приток силовиков во власть и бизнес.
ОБЫЧНАЯ СТРАНА
– В 2004 году вы с Андреем Шлейфером опубликовали в Foreign Affairs нашумевшую статью «Обычная страна», где утверждали, что Россия вовсе не уникальна, ее проблемы – те же, что у и других стран на том же уровне развития. Сейчас вы согласны с теми выводами?
– Не только согласен, но и в своей новой книге («The Return: Russia's Journey from Gorbachev to Medvedev» – Slon.ru), которая выходит в конце этого года, я еще раз разбираю аргументацию тех, кому кажется, что Россия фундаментально отличается от других стран с тем же уровнем ВВП на душу населения. Россия – обычная страна со средним доходом. К сожалению, это не совсем желательная характеристика. Страны со средним уровнем дохода так же, как и Россия, сталкиваются в своем развитии с серьезными проблемами.
– В вашей статье говорится, что в период особой популярности у президента есть возможность вносить в систему существенные изменения, и Путин выбрал недемократический вариант. Вы верите, что лишь личное решение Путина определяет движение России от или к демократии?
– Когда президент невероятно популярен, в сложившейся в России системе у него появляется возможность вносить фундаментальные изменения в политическую систему. Так было с Ельциным в конце 1991 года, когда Верховный совет утверждал даже самые радикальные его постановления в области экономики. Путин стал безумно популярным, и многое из того, что произошло, непосредственно зависело от его личных решений. Хотя поначалу он действовал очень осторожно – возможно, сам еще не решив, что именно он хочет делать.
– Вы пишете,что «если нестабильность будет умеренной, это может облегчить обновление элиты на самом верху властной пирамиды». Вы думаете, кризис и падение нефтяных доходов могут стать причиной ухода элит?
– На этот вопрос ни один социолог ответить не сможет. Можно лишь сказать, что если мы просто экстраполируем текущую политическую ситуацию и предположим, что экономическая ситуация будет ухудшаться, а цены на нефть существенно снизятся, то можно ожидать увеличение протестных настроений и рост оппозиции в самых разных местах. Мы сейчас видим как из Думы, из Совета Федерации приходят странные сигналы вроде того, что мы видели на прошлой неделе от Сергея Миронова. Еще два года назад даже эти умеренные протесты невозможно было себе представить.
Помимо этого, волнения на базовом уровне – вроде того, что мы видели во Владивостоке в прошлом году, и сейчас в Калининграде – тоже выросли до более высокого, чем раньше, уровня. Стоит упомянуть и недавний доклад «Института современного развития» [Игоря] Юргенса, где они упоминают о возможности роспуска ФСБ.
Если в течение 2010 года будет происходить ухудшение экономической ситуации, следует ожидать роста этих оппозиционных настроений, пока впрочем, ограничивающихся словами, а также, возможно, некоторых конфликтов внутри правительства. Дальнейшее развитие событий будет зависеть от того, как среагируют Путин и Медведев.
Интересный вопрос: может ли изменившаяся ситуация подтолкнуть Медведева и Путина к существенным кадровым изменениям – например, к выдвижению кого-то из «модернизированной» элиты, сдерживанию силовиков?
В самом экстремальном случае экономическая ситуация ухудшится настолько, что начнется открытая борьба за власть. В этом случае, в принципе, возможна некоторая смена элит на самом верху посредством выборов. Но на данный момент такой поворот выглядит весьма далеким от реальности.
