Путин как тень Навального

Если ближе к 15 сентября Кремль все же решится на посадку борца с коррупцией Алексея Навального и разгром его фонда «РосПил», то подхватить упавшее знамя будет призвана организация «Безопасное отечество». О фонде с таким названием, возглавляемом некими Виталием Зарудиным и Дмитрием Жирковым, в понедельник широкой публике рассказала газета «РБК daily». Главная заслуга никому пока не известного фонда – поддержка Владимира Путина, которой создатели «Безопасного отечества» заручились на завершившемся недавно слете прокремлевской молодежи на Селигере. И хотя в своем блоге в «Живом журнале» создатели «Безопасного отечества» всячески подчеркивают, что не стремятся конкурировать с Навальным, новейшая российская история знает множество примеров создания структур-спойлеров, призванных потеснить, если речь идет о партиях, опасных для власти конкурентов на политическом поле. Или, если речь идет об общественных организациях, в информационном пространстве. Последний пример такого общественного спойлерства мы наблюдали перед президентскими выборами, когда в противовес «Голосу» и «Лиге избирателей» «Ассоциацией молодых юристов России» был создан корпус наблюдателей «За чистые выборы», который вечером 4 марта в эфире новостей всех федеральных телеканалов уверенно рапортовал: серьезных нарушений допущено не было, а те, что были, – имели место со стороны оппозиционных кандидатов. Один из моих коллег, долгое время расхаживавший по разного рода властным кабинетам, недавно выдвинул любопытную теорию: Путину важно посадить Навального, потому что он видит в нем не просто опасного противника, он видит в нем во многом повторение самого себя образца первого срока. Молодой, харизматичный, обещающий безжалостно искоренить коррупцию и разобраться с жуликами и ворами (в случае Путина образца 1999 года – олигархами). Если ознакомиться с интервью и выступлениями Путина того периода, определенные параллели найти действительно можно. Вот, например, как в феврале 2000 года в интервью газете «Коммерсантъ» тогда еще лишь премьер-министр Владимир Путин отвечал на вопрос, с чего стоит начать борьбу с коррупцией: «Собственник должен быть защищен. Защищен от произвола чиновников, от рэкета, от «крыш». Сразу оговорюсь, в моем понимании, собственник – это не только олигарх. Человек, владеющий скромной квартирой или домом, земельным участком в шесть соток, автомобилем, «ракушкой» – это тоже собственник. Государство обязано защищать всех, невзирая на размер состояния, защищать от мала до велика». А так – на тот же вопрос, но уже спустя 8 месяцев, в качестве президента и в интервью французской «Le Figaro»: «Чтобы эффективно бороться с коррупцией, невозможно полагаться целиком на силовые структуры. Они слишком ослаблены. Без системы защиты общественного порядка государство было бы беззащитным перед лицом криминала, однако голыми репрессиями мы никаких проблем не решим. Именно поэтому для нас приоритетной является задача демократизации общества». Мысль о том, что одними репрессиями коррупцию не уничтожить, Путин повторяет до сих пор, чего не скажешь о демократизации общества – эта в то время «приоритетная задача» в последующие 12 лет решалась в ровно противоположном направлении. Вместе с ней были забыты не только гарантии независимости СМИ, но и такая, например, его же идея: «Чтобы избежать той катастрофы, которой может стать для России возврат к тоталитаризму, необходимо создать равенство перед законом. Граждане должны иметь возможность отстоять свои права, когда они попраны государством». Сейчас эти тезисы, действительно, можно услышать только от Навального, но не от Путина. Это вовсе не значит, что главный борец с коррупцией в современной России имеет много общего с Путиным начала нулевых годов. Важно, что Путин всего этого выполнить не смог, а Навальный для него – живое об этом напоминание.

Если продолжать искать параллели в ранних путинских интервью, то в глаза бросается разве что нежелание Путина в то время ассоциировать с какой-либо политической партией. О том, будет Путин вступать в какую-либо партию или нет, его начали пытать в тот же день, когда он был назначен премьером, – в августе 1999 года в программе «Герой дня» у Светланы Сорокиной (в 2012 году сложно в это поверить, но лишь в эфире этой передачи на вскоре уничтоженном НТВ он был четырежды). «На народ надо опираться», – уходил от ответа еще даже не утвержденный Думой глава правительства. О скорой тотальной монополии на партийном рынке «Единой России» никто не помышлял.
На этом – нежелании ассоциироваться с конкретной политической структурой – параллели между нашими героями заканчиваются и начинаются различия. Именно в них, скорее всего, лежит корень патологического недоверия Путина ко всей деятельности Навального. Начиная с 1999 года и вплоть до окончания первого своего срока Путин неоднократно подчеркивал: он никакой не политический деятель, он чиновник, наемный менеджер, кто угодно, но только не политик. Мало кто, должно быть, воспринимал эти его слова всерьез, но именно в них крылось объяснение многих его последующих шагов. Ведь это публичный политик, пообещав гарантировать свободу СМИ, должен это обещание выполнять. Публичный политик, взявшись за демократизацию общества, не свернет все демократические права граждан к возможности выбирать лишь самого себя с незначительными вариациями. Публичный политик отвечает за свои слова и понимает степень ответственности, которую он понесет, соврав. Все вышесказанное к Владимиру Путину никоим разом не относилось, и потому он столь уверенно, пообещав гражданам одно, в годы своего правления добился ровно обратного.
Один из политологов как-то объяснил аллергию Путина на публику с Болотной тем, что он, будучи воспитанным в советское время, просто не понимает систему мотивации этих молодых людей. Во времена его молодости верхом карьеры и успеха было поучаствовать в одном большом государственном проекте. Основной же контингент протестных многотысячных митингов – люди, получившие образование уже после развала СССР, – пусть маленький, но свой собственный проект ценят значительно больше, чем что-то масштабное, но созданное под крышей государства, которому они не доверяют. Кадровый бюрократ и чиновник Владимир Путин привык за годы у власти иметь дело с понятными ему бюрократами-оппозиционерами. Неважно, о Григории Явлинском ли идет речь (вспомним, на какие интриги шел в разное время лидер «Яблока», выживая несогласных и удерживая контроль над партией) или о Геннадии Зюганове (вспомним чистки излишне самостоятельных региональных ячеек КПРФ). Какого бы цвета ни были его оппоненты, их мотивы, цели и желания были Путину глубоко понятны: он имел дело с такими же бюрократами, как и он сам, они вместе «ураганили в лихие 90-е».
Навальный в этом смысле Путину категорически непонятен: его зовут в Кремль поучаствовать во встрече сторонников Медведева, а Навальный не идет, намекают, что есть возможность избраться в Думу, – отказывается. Самое неприятное для Путина: он подсознательно подозревает, что если Навальный когда-либо придет к власти, то свои обещания он будет выполнять. Если не выполнит – долго он у этой власти ни за что не удержится. Так что если на самом верху и будет принято решение сажать Навального, то будет оно продиктовано именно страхом власть предержащих перед этим неподвластным чиновничьему мозгу новым типом российского политика.
Автор – специальный корреспондент ИД «Коммерсант»