Фото ИТАР-ТАСС / Александра Мудрац

Национальным отрицательным героем Анатолий Сердюков стал задолго до своей отставки и дела «Оборонсервиса». Собственно, вся его последующая репутация, его превращение в фольклорного героя, искренняя народная ненависть к нему – все это было запрограммировано почти семь лет назад, когда министром обороны России был назначен человек с такой биографией, с такой внешностью, с такими родственными связями – зять влиятельного путинского соратника Зубкова, фактурный толстяк, ветеран советской мебельной торговли. Интересно, кстати, понимал ли сам Сердюков, когда его назначали, что он смертник и что это назначение с самого начала было назначением на убой? Может быть, кстати, что и понимал – мы ведь не знаем, как это у них устроено, когда вызывает тебя, допустим, Путин и говорит – пора, мол. И отказаться нельзя, и ты смотришь в окно, а там солнце светит, птицы поют, но это уже не тебе, и ты в слезах берешь роковое бремя – пора, пора.

Истерическая общественная реакция на связанные с Сердюковым события последнего года – это радость встречи с давно ожидаемым. Его, пока он еще был министром, дразнили «мебельщик», «табуреткин» (согласно советскому стереотипу, хороший министр обороны должен быть боевым генералом – хотя бы таким боевым, как Владимир Шаманов, у которого зять по кличке Глыба и десантники, помогающие этому Глыбе в разборках, но репутация – Сердюков о такой и мечтать не может). Ходили какие-то ужасные слухи; помню, кто-то рассказывал, что само здание Минобороны на Арбатской площади при Сердюкове оказалось заложено банку ВТБ, а в самом здании таджики кувалдами ломают мраморные лестницы, а генштабовских полковников из кабинетов пересадили в огромные оупенспейсы – каждый хоть раз слышал какую-нибудь такую историю, а историй помельче – без счета: «Заставил во всех частях установить счетчики для воды, а у нас в части вместо водопровода колодец, и к приезду Сердюкова мы этот счетчик на колодец повесили». Это все должно было закончиться каким-нибудь масштабным скандалом, скандала ждали, им жили, к нему были готовы все, и теперь любая новость про дело «Оборонсервиса» становится подарком каждому, кто возненавидел Сердюкова с первых минут его появления в Министерстве обороны. Свежая утечка от следователей: оказывается, одна из фигуранток минобороновского дела забирала себе примерно по пять процентов от каждой сделки по продаже военного имущества. Пятипроцентный откат – это что-то трогательно-ностальгическое, такие маленькие откаты были десять или больше лет назад. Но какое это имеет значение, когда речь идет о деле, в котором все заранее знают, кто вор?!

Стоит, однако, иметь в виду, что заранее знать, кто вор, в России очень просто. Со стопроцентной вероятностью вором окажется любой чиновник, имеющий дело с государственной собственностью; допустимость или даже обязательность коррупции заложена в самих правилах существующей системы. Здесь хочется избежать обличающей интонации; когда какое-то формальное преступление становится нормой, преступлением оно быть перестает, и именно такое превращение случилось с коррупцией в России – да, пора признать, что в современном Российском государстве взятка и откат давно стали почти легальной формой материального стимулирования госслужащих, и коррупция в нынешнем виде может быть демонтирована только вместе с самой системой, потому что сейчас возможность заработать – это, может быть, единственное, что заставляет чиновников выполнять свои прямые обязанности. Сейчас Россия устроена так, что никто не станет строить даже новую велодорожку, если между строк проекта не предусмотрена квартира в Майами для чиновника, ответственного за строительство. Не будет квартиры – не будет велодорожки, зависимость именно такая, не наоборот. Все, что мы знаем теперь о Сердюкове, выдает в нем именно типичного героя путинской системы; даже «любовница на Остоженке» – это типичный, обязательный признак любого человека системы. Ну так у них принято почему-то.

По меркам этой системы, Анатолий Сердюков был вполне успешным чиновником. То, что ему поручили, он, судя по всему, выполнял (аудит и распродажа ненужного имущества, перевооружение армии и переформатирование военных округов; с армией что-то нужно было делать еще во времена Грачева, но тогда, видимо, не до того было – всерьез реформу начал только Сердюков), об остальном просто не думал; в принципе, ему ведь ничего не стоило хотя бы на полставочки нанять умного пиарщика, который придумал бы десяток инфоповодов типа «суворовцев вернут на Парад Победы», или «крейсер «Аврора» снова в строю», или «возродить Семеновский и Преображенский полки», мебельную биографию смикшировал бы со слухами о работе в КГБ под прикрытием (проверить же невозможно), Инстаграм бы ему завел, еще что-нибудь – был бы популярный народный министр. То, до какой степени министру Сердюкову было на все это наплевать, вызывает восхищение – будучи министром обороны, он даже не вспоминал публично свой уникальный, по меркам путинской элиты, опыт солдата-срочника (сравните служившего Сердюкова с его неслужившим преемником, который, кажется, уже сам искренне считает себя, обкомовского мажора, настоящим боевым генералом).

Коррупционные скандалы, связанные с именем Сердюкова, выглядят даже бледно на фоне того, что можно прочитать о его коллегах по правительству хотя бы у Навального. Если Сердюков чем-то и уникален, то как раз тем, что за пять с половиной лет работы министром он не сказал ничего ни о духовности, ни о державности, ни вообще о чем-либо, что за эти же годы стало обязательным набором государственных речей. Он даже ни разу нигде не процитировал Ивана Ильина или Льва Гумилева – по современным российским меркам, это просто фантастика. Но равнодушие к пиару и, если верить слухам, семейные проблемы навсегда превратили его в отрицательного национального героя. Анатолий Сердюков действительно стал важнейшей для современной России символической фигурой. Только фигура эта символизирует не коррупцию, как принято считать, а прежде всего лицемерие – и самой системы, и общества, которое с этой системой спокойно сосуществует, делая вид, что его действительно возмущают пятипроцентные откаты.