I

Начну очень издалека. Две случайные июньские годовщины. Первая – двадцать пять лет назад, 4 июня 1989 года. Крупнейшая железнодорожная катастрофа в истории СССР и России. Два поезда, двигавшиеся навстречу друг другу и попавшие в зону утечки газа из аварийного газопровода, страшный взрыв, 575 погибших (детей – 181), 623 покалеченных. Достоверная причина утечки газа не установлена до сих пор, есть несколько версий от скучных техногенных (включая позднесоветскую безалаберность) до стандартных конспирологических. В любом случае гибель поездов Адлер – Новосибирск и Новосибирск – Адлер той июньской ночью – большое событие общенациональной истории, один из наших «Титаников». О катастрофах такого масштаба в любой западной стране пишутся сотни книг, по бестселлеру каждый год, снимается кино, таблоиды к годовщинам разыскивают уцелевших очевидцев, ну и так далее. У нас, говорят (я сам не видел), годовщине была посвящена целая передача Малахова на «Первом канале», но из одной передачи «Титаника» не выйдет; вот навскидку – из читающих эту колонку кто, услышав словосочетание Адлер – Новосибирск, вспомнит восемьдесят девятый год? Подозреваю, что очень немногие.
Вторая дата – на десять лет позже, июнь 1999 года, 12-е число. Последние дни операции НАТО в Югославии. Неожиданно для всего мира отряд российских десантников из состава международного миротворческого контингента в Боснии входит на территорию Косово и берет под контроль аэропорт косовской столицы Приштины. Бессмысленный в военном и отчаянный в политическом отношении жест Российского государства, пережившего в те месяцы самый серьезный кризис в отношениях с Западом, – кто-то, может быть, еще помнит разворот российского премьера Примакова над Атлантикой, ежедневные митинги у посольства США в Москве и самый большой всплеск антиамериканских настроений в российском обществе. Не участвовавший в операции будущий президент России Владимир Путин год спустя получит одну из двух (вторую дадут Борису Ельцину) серебряных минобороновских медалей «Участнику марш-броска 12 июня 1999 года», и это в какой-то мере даже заслуженно – путинского президентства, скорее всего, просто не было бы, если бы не весна 1999 года и то всеобщее (пусть даже и ошибочное) чувство национального унижения, массовый запрос на государственнический реванш и на ревизию всех российских девяностых. Приштинский марш-бросок – важнейший эпизод не столько военной, сколько именно политической истории постсоветской России. И в любой стране о таком эпизоде тоже писали бы книги сотнями, снимали бы кино, отмечали бы годовщину каждый год, а у нас – кто вспомнит хотя бы дату, не сверяясь с «Википедией»?

II

Я назвал две даты из огромного множества дат. То же самое можно сказать о Беслане, «Норд-Осте», взрывах домов в Москве, обеих чеченских войнах, об октябре 1993-го, о грузинской войне 2008 года, о политических кризисах, уголовных делах, техногенных катастрофах, о чем угодно, даже о сочинской Олимпиаде. События российской истории перестали оседать в общенациональной памяти, и тут хоть пиши «единый учебник», хоть не пиши – очевидно, что речь идет о каком-то системном сбое. Конец истории случился в России, но совсем не в том смысле, который имел в виду профессор Фукуяма.
Просто так вышло, что история нам нужна для другого. В современной России история, прошлое – это единственный способ обозначить политические различия между разными группами людей. Экономика, социальная сфера, оборона, внешняя политика, местное самоуправление, культура – все это существует где-то вне политики, где-то в сфере неотчуждаемой ответственности Российского государства. А политика у нас – она вся про историю. Самая спорная политическая фигура по-прежнему Сталин, самое обсуждаемое событие – война 1941–1945 годов. У коммунистов есть свой набор дат: 7 ноября, даты жизни Ленина и т.п. Националисты оказались единственными, кому пригодился придуманный полузабытым Сурковым праздник 4 ноября. «День России» 12 июня празднует, кажется, только государственное телевидение – значит, есть и такая партия. Условная «Новая газета» отмечает годовщину выхода диссидентов на Красную площадь в 1968 году – собственно, если ты помнишь всех демонстрантов поименно, то ты прошел тест, ты настоящий олдскульный демократ, даже если в остальных вопросах ты будешь социал-дарвинистом или советского типа патерналистом, это просто не имеет значения. Партии СПС давно нет, и единственное материальное доказательство, что СПС когда-то существовал, – поставленный лидерами СПС при поддержке патриарха Алексия возле храма Христа Спасителя памятник императору Александру II как успешному реформатору и освободителю от крепостного права. Сторонников Александра II в российском обществе нет или почти нет, поэтому партия СПС и не выжила. Зато много сторонников Сталина, Ленина, даже Брежнева, есть сторонники Сахарова и Солженицына, есть троцкисты, есть сторонники Горбачева, и еще много кто есть вплоть до поклонников Бориса Савинкова или барона Унгерна (к последним легенда относит, между прочим, даже популярного министра Шойгу). Вот такой у нас в России политический спектр.

III

Я до сих пор допускаю, что это может быть иллюзией, но сейчас, в июне 2014 года, есть ощущение, что этот политический спектр сильно пошатнулся из-за Украины, и это тоже легко можно описать в околоисторических терминах: да, нам было уютно и весело делиться на сторонников Сталина и Горбачева, или Сахарова и Махно, или даже Гитлера, не важно, – все равно все эти люди уже в прошлом, времена поменялись, и троцкист с фашистом могли, вдоволь наспорившись, спокойно сесть и смотреть вместе чемпионат мира по футболу. Но с украинской границы в эту уютную реальность пришла вдруг настоящая история, та, о которой мы до сих пор читали только в книгах. Люди погибают не понарошку. Кровь настоящая, огонь настоящий, самолет в Луганске упал по-настоящему, это не кино. А мы привыкли к кино.
И надо как-то отвыкать, надо как-то учиться жить в истории, но учиться не у кого, привычки менять тяжело, и в итоге получается какой-то безумнейший дискомфорт. «За нашу и вашу свободу», – еще полгода назад это значило что-то вроде «Сахаров в Горьком», или «Лариса Богораз, Вадим Делоне и Наталья Горбаневская с детской коляской у Лобного места», или «был в Варшаве, видел Валенсу». Теперь оказалось, что после «А» надо говорить и «Б»: одобрять украинскую антитеррористическую операцию, или радоваться сгоревшим «колорадам» в Одессе, или рассуждать о том, как после победы над терроризмом (российская терминология времен второй чеченской войны еще сильнее сбивает с толку) надо будет пропустить луганское и донецкое население через фильтрационные лагеря.
Или георгиевская ленточка. Что она значила год назад? «9 Мая я посмотрю по телевизору парад, потом выпью пива и пойду погуляю на Поклонную гору. Если встречу ветерана, подарю ему цветочек. Потом еще выпью пива, уже под Газманова. Потом посмотрю парад и, может быть, выпью уже водки», – что-то в этом роде. Но это год назад. Теперь ленточка звучит примерно так: «Мне завтра на работу, а еще я не годен к строевой, но если бы был годен и если бы не работа, то обязательно поехал бы убивать правосеков. Ненавижу укропов и их хозяев пиндосов. Ще не вмерла Украина, но мы стараемся».
Или популярный националистический сайт. Год назад: «Я его читаю, да. Я тоже считаю, что русские великий европейский народ, у нас есть Глинка и Скрябин, и еще Малевич, я ими горжусь и не люблю тех, кто считает, что русские чем-то хуже любого народа Европы. Давайте об этом поспорим». Сейчас уже не до Глинки, сейчас: «Я переведу денег на «Яндекс-кошелек», деньги, если все будет благополучно, дойдут до отрядов Стрелкова, и, может быть, он купит себе в военторге новый ПЗРК, и когда под Славянском собьют еще один вертолет, в этом будет и моя заслуга».
Вариантов, наверное, больше, но эти три самые распространенные. Мой вариант последний. Это я, персонально я подписывался на Глинку и не подписывался на ПЗРК. И вот как мне теперь быть?

IV

Я люблю старые американские фильмы. Герой в шляпе и пальто, скрываясь от гангстеров, случайно изменил жене с обворожительной блондинкой и повел ее в модный клуб «Эль Морокко», через «о». Я плохо знаю историю Нью-Йорка, и когда в сотом по счету фильме человек в шляпе и блондинка опять пошли в «Эль Морокко», я не выдержал и полез в англоязычную «Википедию» выяснять, что это за клуб.
Выяснил – ничего особенного, просто был такой модный клуб. Но в конце статьи ссылки на аналогичные статьи в «Википедии» на других языках. Точнее, на одном другом языке – на русском, на моем. То есть во всем мире, среди сотен миллионов людей, пользующихся «Википедией», только русскому пришло в голову написать статью про богом забытый старинный американский клуб. Французу не пришло, немцу не пришло, японцу не пришло, арабу не пришло, а русский сел и написал. Мелочь, конечно, но из таких мелочей же все и складывается. Стилизованная «Голова крестьянина» Малевича на бутылке «Сан-Пеллегрино». Барельеф Ленина на главной городской башне в Женеве. Чайковский или Рахманинов каждые полчаса на любой нероссийской радиостанции с классической музыкой. Медаль «Ветеран труда» в антикварной лавке в Вене. Станция метро «Сталинград» в Париже. Постсоветское консерваторское образование у, кажется, каждого второго уличного музыканта в любой стране, и даже матерная надпись, как в песне Высоцкого, в общественном туалете далеко от России. Нас очень много, и, кто бы что ни говорил, миру мы дали достаточно – и великого, и смешного, и хорошего, и плохого. Этим можно гордиться, можно просто как-то по этому поводу рефлексировать, единственное, чего не получается – игнорировать.
Русским националистом проще всего стать, конечно, за границей. Какой бы невероятной и уникальной индивидуальностью ты ни был, для людей, которых ты встречаешь вне России, ты прежде всего русский. Ты русский, они нет, это не повод ни для гордости, ни для самобичевания, ни для конфликта, просто данность. Ты англичанин, ты француз, а я русский. У вас вот так, а у нас эдак, а вот это у нас так же, а вот это чуть-чуть отличается. Принцип, в общем, тот же, что при межрегиональном общении в России: у вас бордюр, а у нас поребрик, но все равно общего несопоставимо больше.
И вот с Европой так же. Общего несопоставимо больше, да (здесь тоже можно написать огромный абзац, но если совсем коротко – возьмите любой российский город, хоть Челябинск, и сравните его с каким-нибудь средним западноевропейским и средним китайским или арабским городом. На что будет больше похож Челябинск?), но есть какие-то вещи, на месте которых у нас по сравнению в Европой будет очевидная пустота. Мне трудно сформулировать правильное название для того, что должно быть на месте этой пустоты. Чувство принадлежности к национальной культуре? Чувство национальной истории? Национальная интеллигенция? Когда-то общим местом было приводить в таких случаях в пример американца, поднимающего каждое утро на своем доме флаг, – мол, вот бы и нам так. За последние годы породу реднека, готового по всякому поводу размахивать национальным флагом, в России вывести как-то удалось, но только реднека, больше никого. Русского реднека вывело государство, оно же попыталось вывести и пророссийского интеллигента, но тут что-то пошло не так, буквально: «сделать хотел грозу, а получил козу». Делают профессора – получается реднек, делают журналиста – тот же результат, делают даже урбаниста, но он висит на билборде и говорит: «Вернули Крым, вернем и Москву без пробок». Не выходит каменный цветок, и даже секрета особого нет, просто так нельзя, так не бывает. Патриотического обывателя воспитать можно, патриотического интеллигента воспитать не получится, в любом случае выйдет сволочь какая-то.

V

Не быть сволочью до Украины было просто. Русские, черт побери, действительно великий народ, и культура неучастия, культура, прости господи, пассивного сопротивления у русских тоже вполне великая. Все уже сказано до нас, все уже написано до нас – при желании можно стать настоящим деревянным солдатом пассивного сопротивления, ни на градус не отклоняющимся от генеральной линии, заложенной многими поколениями русской интеллигенции. Я, персонально я сломался на Крыме – да, я не могу, не вижу в себе моральных сил сказать, что Крым должен быть частью Украины. Не должен. Я легко соглашусь с тем, что путинский Кремль, отбирая у Украины Крым, поступил бессовестно и цинично, нарушив все гласные и негласные международные принципы, и об этом можно долго и интересно говорить, но любые понятные и очевидные аргументы перевесит вот это простое: да, он наш. Частью Украины он стал в результате двух (хрущевской и ельцинской) трагических случайностей, путинская аннексия эти случайности отменила. Если Путин поплатится за эту аннексию, более того, даже если через сколько-то лет Крым снова отделят от России, это все равно не отменит того, что Крым наш, русский. Запущенный, грязный, заселенный неприветливыми аборигенами, в жизни не нужный нормальному туристу – ну так и вся Россия, в общем, такая, это ведь не повод говорить, что она не наша, правда же?
Второй момент, в котором я, персонально я, один конкретный частный человек, не готов следовать явно сложившейся теперь генеральной общеинтеллигентской линии, – я не готов желать успеха организаторам «антитеррористической операции» Киева на юго-востоке Украины. Я не желал успеха в аналогичной ситуации даже российской армии в Чечне и не вижу оснований поддерживать действия чужой армии в мятежных регионах чужой страны. Война – зло. Война центрального правительства против нелояльных ему провинций – не просто зло, но преступление, потому что центральное правительство для того и существует, чтобы мирными средствами удерживать все провинции в своем составе, даже если обстановку в этих провинциях расшатало недружественное соседнее государство. Я не спорю, что дестабилизаторская инициатива в юго-восточных регионах исходила от пророссийских и часто просто российских кругов, но даже это не дает украинскому правительству права вести войну на своей территории. Я не готов желать бойцам Стрелкова удачного попадания в украинский вертолет из ПЗРК, но я не готов желать и вертолету удачного обстрела жилых домов Славянска, пусть даже где-то в этих домах прячется сам знаменитый Бабай. Нельзя, нельзя. Здесь даже снова стоит сослаться на нашу русскую интеллигентскую культуру: мы понимаем, как нужно относиться к своему, Российскому государству. Его, Российского государства, интересы, как правило, не совпадают с интересами частного человека. Приличный человек, идущий в услужение Российскому государству, заслуженно получает минус сто баллов в карму, мы знаем множество таких случаев. И вот даже если к Российскому государству мы относимся вот так – есть ли хотя бы одно основание относиться иначе к любому другому государству, тем более к Украинскому, несовершенство которого признают даже самые лояльные граждане Украины? Осуждая поведение российских спецслужб на Кавказе, как можно аплодировать украинской армии в Донбассе? Презирая Киселева, как можно повторять зады украинской пропаганды? Стыдно и то и другое. «Жить не по лжи» не значит жить по чужой лжи.

VI

Власть в России антинациональна. Не будучи скованной какими бы то ни было обязательствами перед обществом (ни перед избирателями, ни перед налогоплательщиками, ни перед кем), она по всем законам логики всегда будет действовать только в собственных интересах, то есть в интересах конкретных людей, занимающих государственные должности от президента и ниже. Этот принцип работает даже сейчас, когда многим еще вчера антипутински настроенным людям стало вдруг казаться, что теперь что-то изменилось и власть после Крыма стала другой, – она вообще никогда не станет другой, пока не перестанет быть несменяемой, и пока все, что касается реальности, узурпировано властью, а обществу оставлено выяснять, кто лучше – Сталин или Столыпин.
Все действия Путина и его людей указывают на то, что они заинтересованы в максимальной архаизации общества, в максимальном отрыве России от Европы в любом ее проявлении, и вовсе не потому, что в Европе бородатая Кончита или не чтут ветеранов. Когда-то Путин цитировал Ильина, теперь Ильин уже не действует, теперь нужен Гумилев – оказывается, георгиевской лентой можно повязать и вполне ордынские ценности. Ордынство исключает национализм, подданные хана – это не граждане, не нация. И именно сейчас, когда многие из антипутинских националистов из-за Украины перестали быть антипутинскими, – именно сейчас в российской политике критически не хватает людей, готовых и способных оппонировать Путину с русской, а не украинской стороны. Вернуть граждан в политику, вернуть народ в историю, сломать знак равенства между государством и правящей группировкой и заодно покончить со странными экономическими моделями – вообще-то это и есть национализм. Это, а не лояльность Путину или восточноукраинским «народным республикам».
Возможно, это действительно звучит сейчас как лозунг про советы без большевиков, но с учетом дальнейшего опыта большевистской России все-таки стоит признать, что советы без большевиков были довольно неплохой идеей.