Борис Николаевич Ельцин.

Борис Николаевич Ельцин.

Фото: РИА Новости

Спустя 40 дней после смерти Бориса Немцова, наверное, можно уже об этом говорить, не боясь никого обидеть и не опасаясь сглазить: официальная реакция на это событие оказалась, по нынешним временам, удивительно сдержанной и корректной. На центральных телеканалах, нарушая заранее составленную сетку вещания, говорили какие-то уважительные слова, оппозиционный марш, автоматически превратившийся в шествие памяти, без разговоров согласились перенести под стены Кремля, пользователи твиттера, которые в ночь убийства ринулись продвигать хэштег #сакральнаяжертва, уже на следующий день как в рот воды набрали, лидеры «Антимайдана», в открытую высказывавшиеся в том духе, что остановить «пятую колонну» может только страх и смерть, не выказывали никакой радости по поводу исполнения собственных желаний, телеканалу «Дождь» во время марафона памяти не пытались отключить свет и электричество. Даже стихийно возникший на месте убийства мемориал пытались убрать лишь совсем уже оторванные активисты да анонимные люди в штатском, от которых все поспешили откреститься. Я нарочно свожу вместе настолько разнородные явления: в нынешних условиях официальная реакция – это не только заверенная цитата Пескова, это вся, так сказать, продуктовая линейка действий сторонников власти, открытых и неявных.

Так вот, все выглядело так, будто власть уважительно (хотя и сдержанно) прощается с заслуженным (хотя и несколько запутавшимся) политиком – и не мешает его более эмоциональным сторонникам выражать свои чувства: конечно, странно благодарить Кремль за то, что не запретили, не разогнали и дали спокойно похоронить, но речь идет о человеке, о котором в последние годы на официальном уровне говорили только как о предателе, пытающемся развалить Россию на деньги Госдепа, – ну или называли в числе одиозных политиков, которые «поураганили в девяностые», теперь пытаются все вернуть, но мы не позволим.

Кажется, что 90-е для нынешней России становятся той точкой отталкивания, которой в 70-е была война

Ключевое слово здесь – «девяностые»: и в контексте травли, и в регистре уважительного прощания Немцов определяется прежде всего как фигура из этой эпохи, и в том, как травля мгновенно сменяется уважением, видна вся двойственность официального отношения к 90-м.

На уровне общепринятой телевизионной мифологии 90-е – это такое время, которое и было, и не было. Про эти годы всем известно, что они лихие и кровавые – но ни про октябрь 93-го, ни про первую чеченскую никто особенно не вспоминает. Про 90-е принято считать, что страну тогда отдали на растерзание «приватизаторам», которые ее «раздербанили» – при этом, за исключением отдельных изгнанных олигархов, вся тогдашняя политическая элита в почете и при должностях; убийство Немцова стало таким шоком еще и потому, что разрушило негласный пакт о ненападении в отношении политиков 90-х.