Тимур Бекмамбетов.
РИА Новости / Алексей Куденко
В интервью Slon режиссер Тимур Бекмамбетов рассказал о жанре десктоп-фильмов как самом подходящем инструменте для описания современной жизни, о проблеме мертвых душ в интернете, о попытке превращать текст в мультфильм и чем она закончилась, а также о том, почему нельзя думать о деньгах, если хочешь их заработать много. Видео версию интервью смотрите на сайте «Дождя».
– 18 июня состоялась российская премьера вашего фильма «Убрать из друзей». Его действие происходит на экране компьютера, в соцсетях и Skype. Пишут, что это особенный жанр – «десктоп-триллер». Есть ли в нем еще фильмы, кроме вашего?
– Нет, попытки были, есть известная короткометражка Noah, которая два года назад в Торонто победила на фестивале. У нас впервые получилось настоящее кино, с огромным тиражом на всех экранах в Америке, Англии, Австралии. Зрители полтора часа следят за передвижением мышки на экране, открытием окон…
– Этот прием оказался успешным?
– Да, фильм, который стоил меньше $1 млн, сегодня собрал уже $50 млн…
– Пишут, что за полтора месяца он собрал $32 млн в Америке и еще $12 млн в других странах.
– Получился большой релиз, у него много поклонников, замечательные отзывы прессы. Мы уже сняли два фильма других жанров, один из них – комедия, называется «Liked», по мотивам «Сирано де Бержерака», история про то, как люди друг друга заменяют в Сети. И сняли фильм «Волшебник страны Оз», про девочку, которая потеряла свою домашнюю страницу и пытается вернуться, найти свои файлы и любимые игрушки.
Мы запустили большой проект «Антология», куда пригласили огромное количество кинематографистов попробовать себя в этом жанре. Началось с того, что несколько лет назад, когда я разговаривал с моим коллегой по скайпу, он включил функцию share screen, чтобы показать мне видео, и забыл его выключить. Я наблюдал за всеми его манипуляциями, как он разговаривал с девушкой в другом чате, покупал что-то в онлайн-магазине, пока мы говорили на очень серьезные и важные темы.
И неожиданно я понял, что то, что происходит на экране наших мониторов, отражает нашу духовную жизнь. Это как поток сознания, как закадровый голос, как описание в романах хороших писателей жизни и чувств героя.
И поскольку я провожу большую часть жизни перед экраном компьютера и телефона, то это и есть моя жизнь, и про нее надо снимать фильмы. Я знакомлюсь, ссорюсь, влюбляюсь, работаю и так далее – все в этом окошке. Так появился этот кинематограф. Пока мы живем перед мониторами, этот кинематограф будет развиваться и расширяться.
– В этом фильме есть некоторое созвучие с «Ведьмой из Блэр», снятой еще до эпохи интернета…
– Нет, я не согласен. «Ведьма из Блэр» – это просто технологический прием, как снять. А наши десктоп-фильмы – они про другой мир. Это большая разница. Я понимаю аналогию, но это открывает совершенно другой пласт нашей жизни.
– Сходство есть и с точки зрения бизнес-модели: снимать такое кино дешевле, чем блокбастеры, а приносит оно огромные деньги.
– Слава богу и всем кризисам, потому что только в момент, когда вдруг традиционные пути закрываются, люди открывают что-то новое. Я думаю, что сложности, которые мы сейчас переживаем, и не только в России (я вот сейчас девять месяцев снимал в Италии, там все очень серьезно), помогают поменять поколения, сменить состав участников забега. Выживают те, кто находит что-то уникальное.
Кадр из фильма «Убрать из друзей»
«Базелевс Продакшн»
– Не будет большим преувеличением сказать, что с ваших «Дозоров» началась новая эпоха в российском кино. Вы один из первых показали, что можно делать одновременно и дорогое, и очень прибыльное кино в России.
– Поверьте, мы не думали о том, как сделать прибыльное российское кино. Как только ты начинаешь думать о прибыли, это первый шаг к тому, чтобы потерять все, что ты вложил. Мы делали кино, которое мы хотели сделать. Мы делали то, что нас сильно вставляло, и это было драйвером. А то, что это оказалось коммерчески успешным… ну да, так сложилось.
– Знаете, многие режиссеры сказали бы то же самое: мы делали то, что нам хотелось. Но мало у кого получилось, чтобы это было настолько коммерчески успешно.
– Нам повезло!
– Чистое везение?
– Конечно! Так сложился коллектив, что я сделал фильм для Роджера Кормана про женщин-гладиаторш в Древнем Риме, что Костя Эрнст решил себя реализовать в кино, что Костя Хабенский был… Тут много обстоятельств. Много-много всего сошлось, чтобы этот фильм случился. И мою жизнь он точно поменял. Не знаю, как жизнь всего российского кинематографа, но мою жизнь он поменял кардинально.
– Хорошо, другой пример – ваша серия фильмов «Елки». Он снимался по очень необычной модели: сначала в разных городах сняли фоны, а основная часть актерской игры снималась просто на зеленке, в студии, и накладывалась на фоны. Так кино о стране сняли, почти не выезжая из Москвы. И с бюджетом около $3 млн вы собрали больше $50 млн.
– Нет, меньше $50 млн. Больше только Федя Бондарчук собрал.
– В любом случае это гигантская маржинальность.
– Мы не измеряем… Большая проблема для нашего кино в том, что режиссеры, продюсеры, даже актеры начинают размышлять над формулами успеха, маржинальностью, рейтингами, сборами. Это страшная вещь, потому что у тебя другая часть мозга начинает работать.
– Но постойте, вы работаете в Голливуде, там ведь не начинают снимать, прежде чем посчитают потенциальную прибыль. И Голливуд – пример самого успешного во всех смыслах производства.
– Да, но я не считаю, что там нет проблем. Эта проблема касается и Голливуда тоже. Соблазн перепутать причину и следствие очень велик. Вся кинематографическая общественность обсуждает экономические аспекты, забыв про все остальное, про то, что нужно общаться с милиционерами, жить одной жизнью, вдохновляться разговорами с таксистами, вообще просто жить. Механический процесс совершенно очевидно приводит к краху.
– А кто добивается успеха?
