Президент партнерства «Новый экономический рост» Михаил Дмитриев.
Александр Шпаковский / ИТАР-ТАСС
Россияне переживают самое суровое экономическое испытание за последние 16 лет. Когда кризис закончится, не знает никто – прежде всего потому, что цены на нефть меняются совершенно непредсказуемым образом, говорит президент партнерства «Новый экономический рост» Михаил Дмитриев. Ругать правительство и Центробанк при этом не стоит: они неплохо держат удар, особенно если сравнить их с другими странами, считает экономист. Slon Magazine также узнал у Дмитриева, как население страны будет чувствовать себя на дне кризиса и на чем будет основан экономической рост России будущего.
– В декабре 2014 года Владимир Путин сказал, что России понадобится два года, чтобы выйти из экономического кризиса при худшем варианте. Сейчас очевидно, что этот прогноз не сбывается. Сколько еще продлится кризис, на ваш взгляд?
– На мой взгляд, говорить о достоверном знании в этом вопросе бессмысленно. Реально главный фактор, который определяет течение кризиса и выход из него, – это цены на нефть, которые находятся в стадии перелома долгосрочного тренда. На этой стадии какие-либо информированные прогнозы становятся невозможными. Это мы видели в течение последних двух лет, когда постоянно худшие сценарии оказывались все более и более оптимистичными, а реальная ситуация пробивала дно. Это происходило неоднократно.
Где-то три месяца назад Центр макроэкономических исследований Сбербанка нанес на график все прогнозы Минэкономразвития за последние два года. И там было видно, насколько каждый из них долго продержался: реально – держался месяц-два. А следующий прогноз был уже намного ниже и все равно через месяц-два оказывался пробитым. Может, Министерство экономики в силу своего положения было вынуждено давать относительно оптимистические ориентиры для других ведомств. Но и другие аналитики ошибались точно так же.
Что делают экономические агенты в России? Они придерживают свои денежки
Это абсолютно нормальная ситуация. Динамика цен на нефть действительно шла по наихудшему сценарию. Даже два года назад мы не могли исключить такой сценарий. Было ясно, что цены на нефть в подобных обстоятельствах могут балансироваться на любом уровне от $30 до $80 за баррель на краткосрочном горизонте. Но тогда этот сценарий – до $30 – не казался наиболее вероятным.
Мы оказались в ситуации, когда возможен только прогноз при условии определенных предположений о динамике цен на нефть. Эта динамика может сейчас обмануть любые предположения.
– Как в таком случае вести себя экономическим агентам, которые вынуждены делать эти прогнозы?
– Экономические агенты, как правило, прогнозов не делают. Они ориентируются на чьи-то мнения. Что делают экономические агенты в России (для них цена на нефть является решающим фактором)? Они придерживают свои денежки. За последние два года кризис привел к перераспределению ресурсов между домохозяйствами и компаниями. Компании от кризиса проиграли гораздо меньше, чем население. Причем настолько меньше, что прибыль в целом по экономике даже не сократилась. Благодаря девальвации снизились рублевые издержки. У многих компаний, которые продают сырье и полуфабрикаты на экспорт, выручка в пересчете на рубли выросла.
Зарплаты упали на 10%, и перспектив их роста пока не просматривается
В результате доля прибыли в экономике за последние два года выросла на 4 процентных пункта ВВП. Это очень много. Для сравнения: у нас вся норма инвестиций сейчас порядка 20% ВВП. Если бы эти 4 процентных пункта были сейчас вложены в экономику, то это было бы равнозначно росту инвестиций примерно на 20%. Вот масштабы этой выгоды.
Но при нынешних ценах на нефть и низкой предсказуемости их дальнейшей динамики компании придерживают эти деньги. Их не инвестируют и не тратят на текущее потребление, то есть на повышение зарплат они тоже не идут. Зарплаты упали на 10%, и перспектив их роста пока не просматривается. В этом году доходы у населения снизятся, скорее всего, на 3–4%. Тем не менее деньги у бизнеса есть. И бизнес занимает понятную выжидательную позицию.
– Вы имеете в виду крупный бизнес?
– Скорее наоборот – средний бизнес. Что касается крупного, то там особая ситуация. Наш крупный бизнес – это в общем-то сырьевой бизнес. И он сейчас сталкивается с тем, что потребности в масштабных инвестициях нет, если не считать нефтепровод «Сила Сибири», который ориентирован на азиатские экспортные рынки. При нынешних ценах на нефть нет смысла заниматься освоением новых нефтегазовых месторождений, потому что их себестоимость в России запредельно высока: большинство из них расположено в труднодоступных регионах. Несырьевые отрасли, в которых есть огромный потенциал экономического роста и инвестиций, в основном связаны с деятельностью гораздо менее крупных компаний.
– Сейчас много говорят про поддержку малого бизнеса, который мог бы стать драйвером экономического роста. При этом, например, Владимир Мау считает, что в России по ряду причин не будет массового малого бизнеса в ближайшем будущем. Стоит ли государству делать его развитие приоритетом в нынешних условиях?
– Приоритет скорее в другом. Реальными драйверами несырьевой экономики будут компании средние и относительно крупные (но не крупнейшие). Крупнейшие компании сидят в основном в сырьевом или финансовом секторах и в инфраструктуре. А несырьевая производительная экономика – большинство секторов услуг и обрабатывающая промышленность – это не самые крупные компании.
Возьмем «газели» – компании, которые быстрее всего развиваются. Их Институт Гайдара год назад насчитал 13 тысяч. Он провел их обследование и пришел к выводу, что две трети из них занимаются строительством, производством стройматериалов или управлением недвижимостью. Это в основном экономика крупных городов.
Главная проблема для перехода на посткризисный несырьевой экономический рост состоит скорее не в поддержке малого бизнеса как такового, а в создании условий для наиболее успешных малых бизнесов, которые позволят им перерастать в бизнесы средние и крупные. Ведь что происходит сейчас с малым бизнесом? Согласно данным «Опоры», примерно 80% малого бизнеса – это торговля, гостиничный бизнес или сервисные услуги. Такого рода бизнес, по большому счету, натолкнулся на потолок своей деятельности.
Малый бизнес не является двигателем экономики
В будущем опережающими темпами в России будет развиваться не торговля. Будут развиваться бизнес-услуги, строительство и многие другие виды деятельности, где доминируют компании некрупного размера. Застарелая болезнь российской экономической модели: малый бизнес предпочитает оставаться малым, потому что так он остается менее заметным и для властей, и для крупных бизнесов, которые занимаются хищническими рейдерскими захватами.
Малый бизнес не является сейчас двигателем экономики России. Он сможет вносить гораздо больший вклад в экономику, если сможет легче перерастать в средний. А роль среднего бизнеса в новых экономических условиях резко возрастет. Это несырьевой рост, и там роль мейджоров – крупных успешных компаний – гораздо меньше, чем в сырьевой экономике.
– А что касается основной пострадавшей стороны – населения? Как менялось восприятие кризиса начиная с середины 2014 года, когда еще было не так страшно?
– Этот экономический кризис оказался самым затяжным для российского населения за все 25 лет рыночной экономики. Ни разу за всю историю у нас не было трех лет подряд падения реальных доходов населения.
