Танцоры исполняют чеченские танцы на одной из улиц Грозного
Maxim Shemetov / Reuters
Краткий пересказ книги Георгия Дерлугьяна «Адепт Бурдье на Кавказе. Эскизы к биографии в миросистемной перспективе» (М., Территория будущего, 2010).
Контекст
С Георгием Матвеевичем Дерлугьяном я впервые встретился на ярмарке Non/Fiction в ЦДХ. Он представлял новый русский перевод «Мир-системы модерна» Иммануила Валлерстайна, к которому составил предисловие. Дерлугьян – один из немногих состоявшихся вне маргиналий научного мира последователей Валлерстайна и его мир-системного анализа, последней глобальной социологической теории XX века. Сам Дерлугьян, правда, настаивает на произношении «миросистема», подчеркивая, что как армянин он особенно заботится о чистоте русского языка. На Non/Fiction в ЦДХ за Дерлугьяном ходила маленькая толпа восторженных студентов, так что поговорить получилось минут двадцать. Договорились встретиться в Ереване на Рождество.
Не получилось: в этот день наш внедорожник застрял в снегах возле Гавара, и мы оказались гостями Вардана Ованнисяна, автора документального фильма о карабахской войне «A Story of People in War and Peace». На книжной полке у Вардана я увидел книгу Дерлугьяна и сказал, что с ее автором не встретился в этот вечер. Ованнисян расхохотался и сообщил, что с Дерлугьяном они дружат больше двадцати лет и даже женаты на родных сестрах. Он рассказал, как в самом конце перестройки молодой профессор Чикагского университета прилетел в Ереван и по рекомендации знакомых должен был у него остановиться. В то время, когда Дерлугьян ехал из аэропорта Звартноц в редакцию журнала, в котором тогда служил Ованнисян, все ее сотрудники обливали друг друга водой – так принято отмечать Вардавар, Преображение. Молодой профессор не стал исключением: его окатили с ног до головы. Только много позже Дерлугьян признался другу, что в водах Вардавара погиб его американский паспорт. На следующий день после встречи с Варданом я уехал в Тбилиси, где, войдя в снятую по Airbnb квартиру, заметил на книжной полке у входа ту же самую книгу Дерлугьяна, но уже в английском переводе.
«Адепт Бурдье на Кавказе» – ключевая для понимания истории всего постсоветского пространства книга. В монографии Дерлугьяна переработанные в стройную концепцию теории разных социологических школ насчет устройства советского и постсоветского общества перемежаются с повестью о том, как черкесский крестьянин Муса Шанибов становится комсомольским работником, прокурором, а затем преподавателем научного коммунизма Юрием Шанибовым, чтобы в начале 1990-х возглавить Конфедерацию горских народов Кавказа, а во время абхазской войны – добровольческий отряд, в котором начинал свой боевой путь Шамиль Басаев. Именно сквозь провинциальную, подчеркнуто «заурядную» фактуру автору удается выстроить логически безупречное объяснение причин упадка и развала СССР и траектории развития постсоветских обществ для сегодняшнего дня. Хотя сам он называет свою книгу «эскизами к биографии в миросистемной перспективе», за отсутствием такого жанра в теории литературы ее можно назвать, например, плутовским романом с научным подстрочником.
Поле
«Штаб Исламского батальона переехал по адресу: ул. Розы Люксембург, 12» – из подобных наблюдений, сделанных во время полевых экспедиций на Северный Кавказ, состоит первая глава книги, помогающая читателю войти в контекст кавказских проблем, оставив навязанные стереотипы. Автор объясняет, что желание журналистов найти объяснения вроде тейпового устройства общества или его патриархальности не подтверждается никакими эмпирическими наблюдениями. Он также проводит интересные параллели между Чечней и Кабардино-Балкарией – при схожей экономической ситуации и в условиях одинаково сильного национального самосознания в одной республике сепаратисты получили поддержку значительной части населения, а в другой – оказались в абсолютном меньшинстве. Причину этому Дерлугьян видит не столько в сталинских репрессиях против чеченцев и ингушей, сколько в минимальной включенности этих народов в проект догоняющей модернизации.
Если в Кабардино-Балкарии представители коренных народов могли занимать руководящие должности в партии, учреждениях науки и культуры, то в Чечено-Ингушской АССР эти посты занимали в основном русские, которые с помощью доносов в местное и Главное управление КГБ напоминали о неблагонадежности вайнахского народа. Именно инициатива со стороны местной номенклатуры, а не директивы центрального руководства, продлили сталинскую национальную политику на три десятилетия после его смерти. В главе также содержатся краткие биографии Шамиля Басаева, Джохара Дудаева и Салмана Дудаева, параллельно объясняющие исламизацию Северного Кавказа и показательно агрессивное поведение чеченского юношества – корни первого феномена автор видит в острой политической борьбе в регионе, в которой все стороны использовали религию как разменную монету, а второго – в установившейся у чеченцев и ингушей в XIX веке воинской демократии спартанского типа. Впрочем, дело не только в истории: основываясь на работах социологов, изучавших афроамериканские гетто, Дерлугьян доказывает, что «кодекс улицы» заменяет стремление к образованию и дисциплине в районах, где отсутствует возможность получения достойной профессии и карьерного роста. Кроме того, «эволюционный антрополог Тимоти Эрл прямо утверждает, что переживающие гормональные всплески молодые мужчины призывного возраста автоматически не должны считаться психически нормальными, поскольку только они могут в порыве группового задора, на ура побежать на пулеметы».
