Во время проведения единого государственного экзамена по русскому языку
Виталий Невар / ИТАР-ТАСС
Краткий пересказ книги «О чем речь» (М., Corpus. 2015)
Контекст
«Защитники языка обычно видят главную опасность в том, что он “засоряется” неологизмами, сленгом или “портится”, то есть коверкается, как, скажем, в языке “падонкафф”. На самом деле единственное, что действительно вредно для живого языка, – это использование лишь в случае практической необходимости и неизбежное в таком случае окостенение. Так что будем “трендеть”. Или “трындеть”. Люди произносят и пишут это слово по-разному, а орфографические словари пока нам указаний не дали…». Такое несколько парадоксальное, но очень подкупающее объяснение целей и задач книги дает автор. «О чем речь» – это вторая книга лингвиста и филолога Ирины Левонтиной (первая, «Русский со словарем», выходила в 2010 году, а следующая планируется в издательстве Corpus уже осенью 2016 года).
Книги Левонтиной состоят из множества на первый взгляд разрозненных заметок. Важно уточнить, что Левонтина говорит со «своими» – то есть с людьми, которым не надо пояснять, что такое узус или Национальный корпус русского языка (в пятисотстраничной книге, что такое собственно «корпус языка», объясняется на 456-й странице). Но круг ее возможных читателей не ограничивается только журналистами и редакторами: она будет интересна, например, завсегдатаям языковых споров в интернете (а таких теперь, кажется, полстраны).
О заимствованных словах
Если в русском языке одно и то же понятие обозначается и русским словом, и заимствованием, то почти наверняка «первое будет дрейфовать в направлении чего-то исконного, а также внутреннего, связанного с чувствами, искреннего и относящегося скорее к отдельному человеку, а второе будет осмыслено как что-то несколько чуждое, связанное с поведением, возможно, фальшивое, а также скорее социальное. Например, верность и преданность – это в душе конкретного человека, а лояльность – в поведении, возможно и лицемерном, и это нечто более общественное». Хороший пример: толерантность и терпимость. Первое в народном сознании связано с чем-то плохим, второе – с чем-то хорошим, хотя означают они на самом деле одно и то же.
Из тех случаев, которые разбирает в своей книге Левонтина, интереснее всего два. Первый – про модное словечко «контент». Его популярность отображает новое представление о форме и содержании: когда форма важнее содержания как некая оболочка, а в нее уже заливается содержимое, контент. «Форма – первичная и диктующая все остальное, называется сейчас еще другим модным словом – формат. Новое значение слова “контент” отразило важную идею: развитие информационных технологий привело к отрыву формы от содержания».
Еще хороший пример того, как слова отражают современное устройство жизни, – «площадка» и «проект»: «В общем, для проекта нашли площадку и набрали людей, но две позиции пока свободны… Где, что будут делать? Кто эти люди, наконец? Неизвестно. Мне кажется, здесь очень ясно виден, я бы сказала, менеджерский взгляд на жизнь: не важно что, для кого, зачем – важно все правильно организовать. Эффективно. Разумеется, само наличие слов с весьма абстрактными значениями для русского языка совершенно не новость. Но то, что так стремительно входят в моду такие слова, связанные с организацией деятельности, – это, как теперь говорят, тренд. Человек стал более мобилен, менее привязан к материальным подробностям своей работы. И может не только на работу, но и на саму жизнь посмотреть как на амбициозный проект».
Впрочем, рассказы об истории слов позволяют нам милостивее взглянуть на языковые новшества: так, слово «личность» еще в XIX веке считалось почти оскорблением («темная личность» и т.д.), а «бизнесмен» еще каких-то тридцать лет назад был чуть ли не ругательством. Советский словарь описывает значение этого слова так: «предприниматель, стремящийся из всего извлечь крупные барыши в целях личной наживы». В общем, язык меняется так быстро, что смешно над ним смеяться.
О правильном и неправильном в языке
«Язык существует в виде речи конкретных людей. А люди, увы, часто говорят всякую ерунду. Причем развитие технологий ставит нас в такую ситуацию, что на любую ерунду можно найти некоторое количество примеров. И чем дальше, тем большее количество примеров можно будет находить буквально на все. Я как-то обнаружила, что огромное число людей пишет “обстоятельства неопределимой силы” – вместо “непреодолимой силы”. И куда мне теперь с этим знанием?»
На самом деле Левонтина неоднократно повторяет, что язык – вещество, меняющееся на глазах и потому с трудом описываемое в терминах «правильности» и «неправильности». Но одно дело меняющиеся лингвистические нормы, а другое дело – бессмыслица, вроде словосочетания «апеллировать фактами» или «апробировать» вместо «опробовать». При этом «одеть» и «надеть», за правильное употребление которых так отчаянно борются граммар-наци, перепутаны еще у Достоевского, Розанова и Венички Ерофеева и скоро явно войдут в словари в своих «неправильных» значениях; «сосули», из-за которых мы смеялись над Валентиной Матвиенко, встречаются у Бориса Шергина и Андрея Белого, а покойный академик Топоров, например, считал, что слово «кофе» должно быть среднего рода и настаивать на мужском роде вопреки системным соображениям и тенденциям развития русского языка – это пустое упрямство снобов.
