Досрочное голосование на выборах в Госдуму РФ.
Юрий Смитюк / ИТАР-ТАСС
Думская избирательная кампания 2016 года стала самой неинтересной в истории. Избиратели свыклись с мыслью о том, что выборы ничего не решают: в новую Думу однозначно проходят те же четыре привычные партии, что и в предыдущую. В чем тогда смысл процесса? Slon Magazine попросил изложить свои аргументы по этому поводу журналиста Олега Кашина, который не пойдет на выборы, и политтехнолога Глеба Павловского, который пойдет.
Олег Кашин
1. Вотум недоверия
Разумеется, выборы могут и должны быть интересны очень многим людям и социальным группам. Выборы интересны и нужны тем, кто лоялен действующей власти, тем, кто одобряет ее политику, или тем, кто считает возможным и нужным слегка скорректировать ее, не ставя под сомнение ее базовые принципы, в том числе и абсолютную власть Владимира Путина. Если же относиться к выборам именно как к возможности выразить власти вотум недоверия, то стоит иметь в виду, что никакой возможности для этого сами выборы не предоставляют – с очень большой натяжкой речь может идти о недоверии некоторым чиновникам (условно – «Давайте проголосуем за партию “Родина”, и президент увидит, что нам не нравится экономический блок правительства»), но не более того. Недоверие власти – это недоверие Владимиру Путину. Странно выражать недоверие Путину, играя по заданным им правилам, за исполнением которых следит фактически самим же Путиным и назначенный Центризбирком. Недоверие понарошку – наверное, это тоже может быть позицией, но если не доверять всерьез, то вряд ли здесь может быть какое-то доверие и к запуганным бюджетникам в участковых комиссиях, и к региональным избиркомам, и к ходу самой кампании, в которой, как и всегда, ключевым игроком был административный ресурс, и к тем партиям, списки которых, скорее всего, проходили самое тщательное согласование в Администрации президента. По-хорошему единственным заслуживающим внимания результатом выборов был бы такой результат, который свидетельствовал бы о том, что на выборы пришли только люди, доверяющие власти, а не ищущие оправданий своему с ней компромиссу, как сейчас.
2. Выученная беспомощность
Еще со времен Болотной этот старый психологический термин встречается и в статьях о российской политике. Выученная беспомощность – это когда человек может изменить свою жизнь к лучшему, но ничего для этого не делает. В перечне доступных возможностей для улучшения жизни поход на выборы занимает, очевидно, одно из последних мест наряду с самыми бессмысленными занятиями. Пойти на выборы – значит смириться с тем, что все останется по-прежнему, то есть соберется новая Госдума, в ней, как и в прошлые годы, будет полтора человека, выглядящих чуть более прилично на фоне остальных боксеров и актрис. Тот, кто идет голосовать, расписывается в том, что его устраивает такое положение вещей, – если оно действительно его устраивает, то вопросов нет, но если человек внушает себе, что он, голосуя, приближает перемены, то с этим чувством надо бороться – оно в любом случае прикрывает нежелание менять власть и страну.
Не стоит искать институты там, где их нет
3. Иллюзия
Умеренные энтузиасты выборного процесса говорят, что ничего не решающая сейчас Госдума при будущем кризисе власти окажется более сильным и важным органом, чем теперь. Пошатнется Администрация президента, и тогда Зюганов и Жириновский (а также наверняка и многие нынешние единороссы) покажут Кремлю зубы и смогут всерьез повлиять на то, какой Россия будет дальше. Они будут показывать зубы, а где-то в заднем ряду будет сидеть одинокий Лев Шлосберг, который в выключенный микрофон воскликнет «Позвольте!».
Не стоит искать институты там, где их нет. Государственная дума вся спроектирована так, чтобы она не могла претендовать ни на что, кроме своего нынешнего положения филиала Администрации президента. Да, возможно, при очередном перераспределении нагрузок во власти роль этих 450 случайных людей несколько возрастет, но это само по себе будет такое явление, которое на Украине называют зрадой – в самом деле, вот уж торжество демократии, когда власть Администрации президента отступает перед отобранными и отфильтрованными именно ею депутатами.
В спорах о Госдуме часто звучит сравнение с советским Съездом народных депутатов – там ведь тоже, несмотря на советскую власть и на всевластие КПСС, образовалась Межрегиональная группа, ставшая ядром антисоветской оппозиции. Но, вспоминая советский парламент, стоит помнить, что он был сформирован не вопреки воле верховной власти, а, наоборот, строго в соответствии с нею – вовлекая в управление государством сотни беспартийных, Горбачев с их помощью боролся против нелояльной ему номенклатуры (даже Сахаров был избран на съезд не прямым голосованием избирателей, а по самой непрозрачной процедуре, которую тогда же критиковали именно за ее антидемократизм – по квоте от общественных организаций, в случае Сахарова это была Академия наук), да и сами межрегионалы были очень условными оппозиционерами – вполне системные ректоры вузов (Юрий Афанасьев и Юрий Рыжов), номенклатурные журналисты (Виталий Коротич, Михаил Полторанин, Юрий Черниченко), крупные советские ученые (Алексей Яблоков, Виктор Пальм) – сугубо лояльные тогдашнему Кремлю люди, из которых только единицы в 1991 году сумели стать властью в новой России, а остальные остались где были. Если и есть тут какая-то параллель с Госдумой, в которую могла бы войти оппозиция, то эта параллель не обещает оппозиции ничего хорошего.
4. Легитимация и укрепление существующей системы
Очевидно, что Госдума, в которой рядом с сотнями единороссов будут заседать два или три оппозиционера, будет выгоднее Кремлю, чем Госдума, укомплектованная единороссами на сто процентов. Сто процентов «Единой России» – и все понимают, что перед нами что-то вроде Туркмении, тоталитаризм как он есть, спорить не о чем. Но если посреди этой Туркмении воткнуть хотя бы одного оппозиционера, все подумают: о, действительно, мы видим, что выборы прошли честно и что в России в парламенте представлена оппозиция; если бы в России была диктатура, оппозиционных депутатов в ней, конечно, не было бы. Этот трюк (назовем его «Эхо Москвы») освоил даже неповоротливый Александр Лукашенко, у которого по итогам недавних парламентских выборов тоже впервые за много лет образовалось несколько оппозиционных депутатов, и теперь критикам Лукашенко стало труднее называть его последним диктатором Европы – в самом деле, какой же он диктатор, если у него оппозиция в парламенте.
