Митинг против коррупции в Москве. Фото: Sergei Karpukhin / Reuters

Митинг против коррупции в Москве. Фото: Sergei Karpukhin / Reuters

Рост протестных настроений и первые наметившиеся успехи оппозиции, такие как антикоррупционные марши Навального, не привели к радикальному ослаблению режима. Потеря власти ему пока не грозит. Государственный аппарат контролирует все основные элементы избирательной системы, поэтому выборы он может проиграть только в порядке исключения – в одном-двух регионах, не более. А на любой протест недовольных власть может вывести на улицу массы своих сторонников.

Готовность делать это она продемонстрировала еще во время митингов на Болотной площади. При этом очевидно, что мобилизационный потенциал государства на порядок превышает возможности оппозиции.

Реальные задачи

Раз свергнуть режим нельзя, оппозиции предстоит бороться за его трансформацию. Большинство не верит в то, что она возможна. Зря. Американский политолог и социолог Самюэль Хантингтон, предложивший теорию волн демократизации, говорил, что третья по счету волна (1974–1991) отличается тем, что после нее возможна смена авторитарного режима на демократический в результате мирной трансформации. Без силового противостояния.

Типичный пример – Испания. Выбранный генералом Франко в качестве преемника молодой король Хуан Карлос поначалу был воспринят как простая марионетка уходящего диктатора. Твердолобым франкистом выглядел и новый премьер-министр Адольфо Суарез. Однако именно они запустили процесс реформ, в результате которых авторитаризм в стране в конце концов сменился демократией.

Случилось это потому, что ощущение «так дальше жить нельзя» стало к уходу Франко консенсусным и в обществе, и в элитах. Формирование подобного консенсуса – главная задача и для российских оппозиционеров. Если они справятся с ней к 2024 году, то никакой революции не потребуется: кем бы ни оказался преемник Путина, он начнет демократические преобразования. Чтобы это произошло, оппозиция должна организовать эффективную дискредитацию не столько лично Путина или Медведева, сколько авторитарных практик и используемых для их маскировки идей традиционализма, «сильной руки», а также стилистики политического гопничества и перманентной обиды на окружающий мир в целом.

Здесь у оппозиции есть парадоксальный союзник. Это сама власть. Хамоватый язык, который она избрала в качестве средства коммуникации с постоянно множащимися внешними и внутренними врагами, в глубине души неприятен обывателю. Больше всего он ценит комфорт, а какой комфорт можно испытывать рядом с хамом и гопником?

Власть совершает все больше политических ошибок. В стране растет число проектов, которые позволяют маркировать ее как выразителя воли олигархов, пытающихся нажиться на простых людях. Именно так выглядят все новеллы последнего времени – от «Платона» до программы расселения московских пятиэтажек. Все это, безусловно, способствует росту протестных настроений и увеличивает аудиторию оппозиционных политиков.

Компромисс

Отказ от идеи немедленно сменить Путина поможет противникам властей сбить градус противостояния и накал страстей, увеличив тем самым шанс на компромисс. Именно компромисс является важнейшей характеристикой успешных демократических транзитов третьей волны. Все чаще реформы начинаются по итогам переговоров между властями и лидерами оппозиции, а не в результате безоговорочной победы вторых над первыми.

Чтобы представители режима приняли демократию, они должны понимать, что лично им она не угрожает. Чем более комфортным будет транзит, тем лучше. Ради этого лидеры оппозиции должны быть готовы и растянуть процесс, и пойти на уступки. Демократизация в Чили продолжалась 15 лет. По таким болезненным для представителей режима темам, как ответственность за нарушение прав человека, руководители чилийской оппозиции сознательно заняли умеренную позицию.

Если российские оппозиционеры хотят прийти к власти, им придется отказаться от любимой мечты своих сторонников – пересажать все нынешние элиты. Приход к власти возможен только через компромисс с теми, кого они хотят пересажать, а не через победу над ними. Когда Суарез занялся демократизацией Испании, он не пытался распустить старый франкистский парламент силой, как того требовало радикальное крыло оппозиции. Это дало бы армии повод вмешаться и остановить транзит. Нет, Суарез убедил депутатов, что им надо пойти на самороспуск. Только договорившись с представителями старого истеблишмента, он выставил проект реформы на референдум. Реформатор не пытался действовать в одностороннем порядке, он формировал консенсус. Хантингтон назвал умеренность «ценой, которую надо заплатить за то, чтобы прийти к власти». Да, сторонники будут разочарованы. Но реальная политика – это не спектакль, где лидеры, подобно актерам, собирают в конце цветы, овации и плюшевых мишек.

Устойчивость

Хантингтон писал, что способность оппозиционных лидеров подчинить непосредственные интересы своих последователей долгосрочным потребностям демократии является важнейшей предпосылкой успешного демократического транзита. В этом деле нельзя быть популистом. Надо быть готовым к тому, что ты останешься непонятым и даже заработаешь обвинения в предательстве: «Лишь немногие политические лидеры, участвовавшие в формировании компромиссов, в результате которых были созданы новые режимы, смогли избежать обвинений в том, что они продали интересы своих сторонников. Эти обвинения, по сути, стали мерилом их успеха… Демократии третьей волны чаще всего создавались лидерами, готовыми предать своих последователей во имя достижения конечной цели – демократии».

В общем, трансформация режима должна быть результатом консенсуса. Путь это долгий, но отсутствие стрессов как раз и гарантирует устойчивость системы, которая придет на смену нынешней. Чем меньше людей будут чувствовать себя побежденными, тем меньше реваншистов будет в стране в дальнейшем. Один из главных исследователей политических процессов ХХ века Сеймур Липсет прямо сказал: «Если в течение переходного периода статусу основных консервативных групп и их символам ничто не угрожает, даже невзирая на то, что они потеряли значительную часть своей власти, положение демократии представляется намного более надежным».

Вот как Хуан Карлос объяснял, почему в качестве премьер-министра, которому предстояло демократизировать Испанию, он выбрал упоминавшегося выше Суареса:

«Суарес был франкистом, но таким, который сумел убедить антифранкистов в том, что ему можно доверять. Он был человеком, обладавшим терпением и мудростью, – качествами, необходимыми в тот момент, ведь переход от диктатуры к демократии должен был происходить постепенно, а не с помощью одномоментного уничтожения всего того, что существовало при Франко».

Слова, которые российским оппозиционерам стоит зазубрить наизусть. Они должны понимать, что им предстоит бежать не стометровку, а марафон длиною в долгие годы.