Участник фестиваля Dreamflash в Москве, 2013. Фото: Sergei Karpukhin / Reuters

Участник фестиваля Dreamflash в Москве, 2013. Фото: Sergei Karpukhin / Reuters

Сам себе не веришь, вспоминая, какие страсти кипели вокруг законопроекта о запрете пропаганды гомосексуализма в конце 2012 и в начале 2013 года. Сколько было ток-шоу на федеральных каналах. Сколько разоблачительных передач! Помню, лидер движения «Санкт-Петербург – духовная столица» Елена Бабич водила корреспондента Пятого канала в канцелярский магазин – показать школьную тетрадку с радугой на обложке и объяснить, что это, конечно, неспроста. Помню, Аркадий Мамонтов, человек отнюдь не легкий, не просто бегал, а почти летал по студии «России-1», крича: «Пидорасы! Пидорасы!» Простите, но именно так он кричал. Помню, продюсер Иосиф Пригожин, который как раз тогда ненадолго сделался почему-то авторитетным политическим экспертом, мигрировал из передачи в передачу, рассказывая, что с «людьми нетрадиционной ориентации» сделали бы в городе его юности – Махачкале. И еще помню, как после принятия закона некий гражданин, обнаружив в родном городе фонарный столб, раскрашенный в радужные цвета, написал заявление в прокуратуру. Требовал раскрыть заговор содомитов. Вот только не помню, что это был за город – то ли Омск, то ли Томск.

Хорошее было время. Нет, на самом деле хорошее. Во-первых, довоенное. Во-вторых, даже такой травоядный, в общем-то дискриминационный закон, предполагающий всего лишь административные штрафы для нарушителей, вызывал бурю эмоций. Обсуждался. Обосновывался. На общество, то есть, еще как-то оглядывались. А граждане, критически настроенные по отношению к режиму, удивлялись тому, как дикарская инициатива Виталия Милонова (тогда – депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга) превращалась в федеральный закон. Государственная дикость могла удивлять. Не зря говорю – хорошее было время.