ОМОН во время акции протеста. Фото: Reuters / Grigory Dukor
Приговор Никите Белых даже с поправкой на все «а иначе и быть не могло» ошеломляет, и вопрос только один – как вообще жить дальше?
Почему-то считается, что это сложный вопрос, хотя ответ на него формулируется сам собой. Ну как жить? Как после убийства Немцова – да, случилось ужасное, но жизнь продолжается, а здесь ведь даже не убийство, здесь нет необратимости и можно даже что-то предпринять (Алексей Венедиктов уже обещает, что предпримет), и есть еще Мосгорсуд, и Верховный суд, а если нет, то будет амнистия – после инаугурации, или под Новый год, или в крайнем случае к 75-летию Победы, которое, в общем, не так уж и не скоро, надо только подождать, или помилование, если не амнистия. Все будет хорошо, а если будет плохо, то даже это не повод рвать на себе волосы, превращаться в демшизовых кликуш, не делать свою работу, не взаимодействовать с государством и к чему еще в таких случаях обычно призывают радикалы. Жизнь действительно продолжается, даже когда она приносит чудовищные новости.
У новостей есть фон; когда речь идет о человеческих страданиях, «фон» плохое слово, но тут уж как есть – это не первополосная сенсация, и следят за сюжетом немногие, тема узкоспециализированная, а персонажи незнаменитые. ФСБ громит антифа-движение – аресты по террористическим статьям в Петербурге и Пензе, фигуранты уголовного дела подробно рассказывают о пытках, которым их подвергают – вплоть до подвешивания вниз головой. Образ спецслужбистского микроавтобуса с тонированными стеклами, внутри которого избивают задержанного, – это что-то такое латиноамериканское, из романов про Гаити, ну или наше – фургоны «Мясо» из «В круге первом». Этот микроавтобус едет по улице, по которой ты ходишь каждый день, или можно сформулировать еще безжалостнее – по городской среде, которую ты обустраиваешь своими малыми делами. Ты обустраиваешь эту чертову среду именно для того, чтобы по ней ездил этот микроавтобус, и то, что ты стараешься об этом не думать и, главное, умеешь об этом не думать, тебя никак не оправдывает. Этот микроавтобус приехал не из тридцать седьмого года и не от папаши Дювалье. Он приобретен по той же системе госзакупок, с которой ты так или иначе знаком по своей работе или по работе своих друзей. Того оперативника, который прикладывал антифашиста Филинкова лицом о подлокотник в этом микроавтобусе, ты видел в театре, или на концерте, или на модной лекции, или просто в веселой уличной толпе во время праздников, и, может быть, ваши взгляды однажды встретились, ты ничего не заметил, а оперативник взвесил тебя на весах, которые у него внутри, и равнодушно, без сожалений, но и без радости рассудил, что тебе пока в микроавтобус рано, погуляй еще.
