Илья Осколков-Ценципер. Фото: Екатерина Чеснокова / РИА Новости

Илья Осколков-Ценципер. Фото: Екатерина Чеснокова / РИА Новости

Журналист Егор Сенников продолжает цикл интервью с публичными интеллектуалами о духе времени. Новый собеседник – предприниматель, основатель журнала «Афиша», один из создателей Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» Илья Осколков-Ценципер.

– Знаете, мне бы хотелось начать с конкретного вопроса, а затем перейти к более общим вещам. Мне хочется спросить про ваш проект «Сделано». Если я правильно понимаю его идеологию, то идея в том, что людям нужно менять жилое пространство и вы в этом хотите им помочь. А каким образом? Что главное в нем должно быть изменено?

– «Сделано» – это довольно очевидная вещь. Это про то, как удовлетворить ту потребность, которая почему-то всегда удовлетворяется самым мучительным образом – о чем знает любой, кто делал ремонт. Нам показалось, что всякие детали вроде бригады, прораба можно убрать под капот, а потребителю оставить выбор более приятных вещей – прежде всего дизайна.

Если говорить о частном пространстве вообще, то это интересная тема. У меня была идея сделать «Сделано» в Нью-Йорке, и оказалось, что там такое сделать нельзя. Во-первых, там по-другому устроен рынок недвижимости, а во-вторых, там по-другому устроена голова у людей. Даже богатые менее требовательно относятся к тому, как сделано. Кажется, что для нас в России, для людей, которые приобрели жилье, следующей важной задачей становится ремонт – это символ выхода из нищеты, попадания в какое-то чистое пространство. Нам это очень важно. А в Америке все время подкрашивают, подкручивают, подвинчивают, половицы продолжают скрипеть, но это всех устраивает. Они не обращают внимания на вещи, от которых мы бесимся.

– А российское отношение к жилому пространству сильно отличается от европейского, например?

– Мне сейчас кажется, что не очень. Я когда-то любил на эти темы спекулировать, но сейчас мне кажется, что частное жилое пространство везде примерно одинаковое – за исключением поверхностных деталей, вроде того, что у нас стиральная машина всегда дома, а в Америке человек либо спускается в подвал, либо переходит через дорогу и идет в прачечную. Разница в пределах жилья не очень велика.

А вот когда мы выходим за пределы жилья – в получастное, полуобщее пространство лифтов, подворотен и газонов, начинаются различия. Здесь недавно эти пространства обнаружили и начали переделывать – то сами, то руками Собянина. Мне интересен этот энтузиазм, связанный с обнаружением нового пространства и желанием его изменить – сделать другой газон, поменять, а то и вовсе сломать мерзкий зелененький заборчик. Но, боюсь, человечество газончиком не спасется.

– Почему же массовый интерес к этому пограничному пространству возник не в девяностые и не в нулевые, а вот буквально недавно – лет пять-шесть назад?

– Мне кажется, что здесь есть несколько причин. Urbis и polis – это одно и то же слово, только одно латинское, а другое греческое. Но в России властям после протестов 2011 года показалось, что урбанистика – это эрзац-политика: «Вот вы все недовольны, руками машете, так сходите и почините дверь в подъезде, а потом еще детскую площадку благоустройте и организуйте кружок по приведению в порядок газонов».