Монументальный труд британского историка Адама Туза «Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики», опубликованный больше десяти лет назад (ее перевод недавно вышел в Издательстве Института Гайдара), завоевал широкое признание благодаря «радикально новому описанию Второй мировой войны».
«Едва ли будет преувеличением сказать, что исследователи немецкой истории XX века делят по крайней мере одну общую отправную точку: представление об исключительной мощи немецкой экономики, — отмечает автор. — Когда Гитлер пришел к власти, Германия, несомненно, находилась в тисках глубокого экономического кризиса. Но общим местом работ по европейской истории минувшего столетия стала идея Германии как "спящей" экономической сверхдержавы, по своему потенциалу сопоставимой лишь с США». Но что, если это представление небесспорно?
«Понимание экономических основ способствует более обостренному осознанию глубокой иррациональности гитлеровских замыслов», — пишет Туз. После 1933 г. гитлеровский режим осуществил действительно выдающуюся кампанию экономической мобилизации, считает автор. И все же Гитлеру не удалось построить экономику Германии достаточно мощной, чтобы одержать победу над всеми своими противниками — и прежде всего над СССР.
Как бы оптимистично ни оценивал вермахт собственные возможности, от масштабов задачи, ожидающей его в Советском Союзе, было нельзя отмахнуться. Главным было то, что немцы находились в ничтожном меньшинстве. Даже со скидкой на ненадежность советской статистики население СССР в 1941 г. не могло составлять менее 170 млн человек. В Германии жило вдвое меньше людей: в 1939 г. численность ее населения составляла 83,76 млн человек. Хотя немецкая армия, вторгшаяся в Советский Союз, вероятно, превосходила численностью части Красной армии, находившиеся на западе страны, немцы уже призвали в армию практически всех, годных к военной службе. Напротив, Красная армия могла пополниться за счет миллионов резервистов. Поэтому с самого начала было ясно, что вермахту следует избегать войны на истощение. И этот дисбаланс в численности войск усугублялся огромными размерами Советского Союза и полным отсутствием приличных дорог.
Если бы Красной армии удалось организованно отступить, то это поставило бы Германию перед непреодолимыми проблемами. Если же, с другой стороны, советские войска удалось бы лишить сплоченности, то неразвитость путей сообщения препятствовала бы их попыткам восстановить единый фронт в той же мере, в какой она затрудняла наступление немцев. Все зависело от того, удастся ли решить исход войны, как во Франции, в первые недели кампании.
План «Барбаросса» подразумевал успешность «блицкрига». Мощный удар в центре, на Москву, сопровождавшийся окружениями с фланга советских войск, «запертых» на севере и на юге, позволял разбить Красную армию на рубеже рек Днепр и Двина в 500 км от польско-германской границы. Рубеж Днепра и Двины имел принципиальное значение, потому что при дальнейшем продвижении вглубь СССР на состоянии немецкой армии неизбежно начинали сказываться проблемы со снабжением и транспортом. Эти препятствия, встававшие на пути нового германского стиля ведения войны-«блицкрига»,-не были очевидны в 1940 г., потому что глубина операций, необходимая при окружающем ударе (Sichelschnitt) Манштейна, никогда не превышала нескольких сотен километров. Поэтому войска в течение всей операции можно было снабжать с помощью грузовиков, курсирующих между армией и границей Германии. На основе опыта, полученного во Франции, штаб снабжения вермахта вычислил, что дистанция, на которой могли использоваться грузовики, составляла 600 км, что давало оперативную глубину в 300 км. Дальше сами грузовики потребляли такую большую долю топлива, которое возили, что переставали быть эффективным транспортным средством. С учетом огромных расстояний, с которыми пришлось бы столкнуться вермахту в Советском Союзе, оперативная глубина в 300 километров становилась абсурдно маленькой.
Поэтому вермахт с целью увеличить радиус действия своей системы снабжения разделил свой грузовой парк на две части. Меньшая часть грузовиков должна была двигаться вместе с танковыми частями и снабжать их топливом и боеприпасами с промежуточных складов, которые пополнялись с помощью большей части грузового парка, совершающего рейсы от границ Генерал-губернаторства. Посредством такой меры предполагалось увеличить дистанцию, на которой действовала система снабжения, до 500 км. По счастливому совпадению именно на этом расстоянии от границы пролегал рубеж Днепр-Двина. Гальдер, начальник штаба армии, прекрасно осознавал принципиальное значение этого обстоятельства. В конце января 1941 г. он отмечал в своем дневнике, что успех «Барбароссы» зависит от скорости. «Быстрота. Никаких задержек! Не ожидать железных дорог! Достигать всего, используя мотор».
Валерий Христофоров и Борис Кавашкин / Фотохроника ТАСС
С самого начала было ясно, что продолжение серьезных боевых действий после этой первой фазы наступления привело бы к лавинообразному нарастанию проблем у вермахта. Если бы Красная армия избежала разгрома на рубеже Днепр-Двина, то вермахт не смог бы броситься за ней в погоню, потому что сперва ему было бы нужно перенести свои базы снабжения ближе к линии фронта. После этого исход всех операций в конечном счете зависел бы от пропускной способности советской железнодорожной системы и тем, как быстро вермахту удастся организовать передовые базы снабжения для второго 500-километрового рывка. Проблемы, с которыми столкнулись немцы при переделке русских железных дорог на колею своего стандарта, хорошо известны. Ситуацию усугубляло то, что отступающая Красная армия чрезвычайно старательно эвакуировала подвижной состав и разрушала мосты, пути и другие железнодорожные сооружения. Однако существовали гораздо более фундаментальные проблемы, ставшие очевидными уже на этапе планирования. Даже в тех случаях, когда железнодорожная инфраструктура СССР захватывалась невредимой, ее не хватало для обеспечения вермахта. Немецкие специалисты по снабжению старались выделять для каждой армии или воинского подразделения аналогичного размера по крайней мере по одной магистральной железнодорожной линии. Но для тех десяти армий, которые вторглись в Советский Союз, вермахт смог выделить лишь три магистрали — по одной для каждой группы армий. Особенно плачевной была ситуация на участке группы армий «Центр», где сосредоточивалась основная часть сил Рейха. Таким образом, немецкой армии с самого начала приходилось смириться с тем, что не все воинские части будут снабжаться с одинаковой эффективностью. В первую очередь следовало позаботиться о создании запасов для главной ударной силы, состоявшей из 33 танковых и мото-пехотных дивизий. Если бы боевые действия продолжились после истечения первых месяцев войны, то боеспособность остальной части немецкой армии стала бы стремительно снижаться.
В принципе вермахт был «бедной армией». Из 130 дивизий германской армии лишь 33 входили в состав ее ударного моторизованного костяка. Три четверти германской армии по-прежнему полагались на более традиционные способы передвижения: пешком и на лошадях. В германской армии, вторгшейся в 1941 г. в Советский Союз, насчитывалось где-то от 600 тыс. до 750 тыс. лошадей. Они предназначались не для верховой езды, а для перевозки орудий, боеприпасов и провианта. За несколько недель до вторжения пехотные части, которые должны были следовать за быстроходными танковыми формированиями, получили 15 тыс. подвод. Подавляющее большинство немецких солдат передвигалось по России, как и во Франции, пешим порядком. Разумеется, вести войну было бы намного легче, если бы у вермахта имелось втрое больше танков и грузовиков. Но представление о полностью моторизованной армии, изготовившейся к нападению на Советский Союз, — это фантазия времен «холодной войны», а не реалистическое отображение ситуации 1941 г. Говоря более конкретно, это американская фантазия. Англо-американские силы вторжения, собранные в 1944 г., представляли собой единственную армию Второй мировой войны, полностью соответствовавшую современной модели моторизованных войск. Германская армия была слабо оснащена механическим транспортом не потому, что она не удосужилась должным образом подготовиться. Так произошло из-за недостаточного промышленного и экономического развития самой Германии. Большинство германских грузовых перевозок в 1940-е гг. осуществлялось по железным дорогам. При перевозках на короткие дистанции важную роль и в городах, и в деревне по-прежнему играли лошади. Разумеется, немецкую автомобильную промышленность можно было склонить к производству большего числа грузовиков. Но в годы войны главным препятствием, сдерживавшим использование автомобильного транспорта в Европе, служило не недостаточное число машин, а хроническая нехватка топлива и резины. К концу 1941 г. ожидался такой сильный дефицит топлива, что вермахт всерьез задумывался о демоторизации, которая снизила бы его зависимость от скудных поставок нефти.
Успех «Барбароссы» предполагал, что Красная армия не выдержит первого же решительного удара. Немцы надеялись, что советские вооруженные силы, подобно французским, развалятся и это позволит покончить с ними, взяв в кольцо окружения отдельные части. На второй фазе операции немецкая армия должна была наступать на Москву, встречая лишь неорганизованное сопротивление, следствием чего стало бы крушение сталинского режима. Во время Первой мировой войны объединенным силам Австрии и Германской империи потребовалось почти четыре года для того, чтобы добиться полного распада царской армии. План «Барбаросса» явно строился на идее о том, что коммунистический режим менее прочен и что первый удар, нанесенный вермахтом, окажется намного более мощным. Расистские взгляды, на которые опиралась эта аксиома германского планирования, вполне очевидны. Однако в высокомерии немецких генералов было свое рациональное зерно. Германия намного превосходила Советский Союз уровнем развития, о чем особенно выразительно свидетельствуют цифры ВВП на душу населения. Согласно наиболее надежным современным оценкам, немецкий ВВП на душу населения в 1940 г. превышал советский в два с половиной раза. Этот факт давал серьезные основания полагать, что колоссальное количественное превосходство Красной армии окажется иллюзорным.