В ноябре 2019 года издательство «Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина» выпустило русский перевод «Людей Платона» (2002) Дебры Нейлз (далее Д.Н.). Это масштабный справочник персоналий (просопография), действующих или упомянутых в диалогах Платона, знакомство с которыми, по мнению автора, необходимо для понимания платоновского философского метода (с. 28). Что это за метод? Ответ на этот вопрос остается за рамками просопографии. Сама Д.Н. посвятила ему целую книгу (далее «Агора»), в которой предложила рассматривать «метод Платона» как, по сути, развитие «метода Сократа». Это задает определенную перспективу, в которой все «люди Платона» оказываются не только персонажами платоновских диалогов, но и историческими лицами в достоверных обстоятельствах – «людьми Сократа». Таким образом, согласно Д.Н., диалоги оказываются выходом на социальное окружение и философские практики исторического Сократа. И это окружение она предлагает переосмыслить, сделав Сократа своего рода уличным проповедником, открытым для общения со всяким, кто пожелает «улучшить» свою душу. Но здесь есть некоторые нестыковки.
Перед картиной Давида
Во вступлении к «Людям Платона» мы читаем: «На картине Давида “Смерть Сократа”… отдана дань широко распространенному мнению о том, что Сократа окружали юноши-аристократы. Между тем это мнение ошибочно» (с. 29). Д.Н. приводит неумолимую статистику: в диалоге «Федон» «из двадцати трех присутствующих афинскими аристократами достоверно являются только двое, и, самое большее, пятеро – афиняне моложе тридцати лет»; среди присутствующих – «три раба, бывший раб, незаконнорожденный, две-три женщины, три ребенка и шесть чужеземцев, только один из которых, по-видимому, богат».
Конечно, для поддержания тезиса, что Сократу были интересны не только «красивые и богатые» (ср. «Агора», с. 209), «Федон» – наиболее подходящая иллюстрация; но достаточно сослаться на «Протагора», где представлен весь цвет афинской молодежи, чтобы нарушить эту статистику. Впрочем, даже «Федон» едва ли поддерживает образ лишенного социальных предрассудков Сократа. Женщины, дети и рабы появляются, чтобы тут же исчезнуть; Сократ благожелателен ко всем, но ему гораздо интереснее молодые интеллектуалы Симмий и Кебет, учившиеся у пифагорейца Филолая; старик Критон больше хлопочет по поводу похорон. Прочие – афиняне и чужеземцы – сохраняют молчание; можно заподозрить, что 14 имен понадобились Платону лишь ради метафоры, представляющей Сократа как своего рода Тесея (кстати упомянутого в начале диалога как спасителя знаменитых «семи пар» юношей и девушек и всех Афин).
Другие свидетельства безграничной демократичности Сократа тоже оказываются призрачными, но разбирать их нет необходимости: прежде всего следует задаться вопросом о том, насколько верно платоновские диалоги воспроизводят окружение Сократа, каким бы оно ни было. Для этого необходимо обратиться к тому решению «проблемы Сократа», которую Д.Н. предложила ранее.