Тема этого выпуска связана с зимними протестными митингами, по итогам которых из России были высланы несколько иностранных граждан. Ведущие подкаста — журналистка Настя Седухина и главный редактор журнала «Деньги» Ольга Проскурнина решили выяснить, с чем сталкиваются иностранцы, которым приходится через это пройти, и поговорили с французом Сирилем Даниэлу и американкой Дженнифер Гаспар.
Сириль — французский студент, который был задержан в Москве из-за участия в последних протестных митингах. Дженнифер была вынуждена покинуть Россию в 2014 году, потому что российские власти посчитали, что она представляет «угрозу национальной безопасности». Между их историями прошло уже больше шести лет, за это время политический режим в России только ужесточился. К чему теперь нужно готовиться иностранцам, которые соберутся здесь пожить и поработать в обозримом будущем?
Дженнифер: Я приехала в Россию из Сан-Франциско в 2003-м году и жила вместе с моим сначала другом, а потом мужем Иваном Павловым — адвокатом из Санкт-Петербурга, он довольно известный правозащитник. Я занималась разными видами деятельности, но всегда связанными с гражданским обществом. Сначала как представитель небольшого американского фонда, потом как независимый консультант некоммерческих организаций и крупных доноров, которые давали деньги для правозащитной деятельности в России.
В 2012 году законодательство в России изменилось на уровне, не очень удобном для правозащитников. Я поняла, что для нашей семьи в этом есть большой риск. Поэтому я решила уйти со своей любимой работы в более социально приемлемую организацию. Занялась фандрайзингом для Государственного Эрмитажа, для организаций, которые работали с детьми и так далее. И, конечно, это нас не очень спасло, потому что в 2014 году я получила письмо от ФМС, в котором было сказано, что они лишают меня постоянного вида на жительство, по которому я жила здесь уже три года. Причина — в том, что я являюсь угрозой для национальной безопасности.
С таким мужем, как мой, у меня было достаточно понимания, что может произойти с нами. Мы подали апелляцию в суд — и параллельно собирали мои чемоданы, потому что я знала, что нет никаких шансов выиграть такое дело. Я улетела с нашей дочкой из Питера в Прагу, где в конце концов стала работать. Это было, конечно, очень тяжелое время. И моя история довольно грустная, потому что после года после депортации мы развелись, и наша девочка стала жить со мной, а папа до сих пор продолжает работать в Санкт-Петербурге. К сожалению, я бы сказала, что это не такая уж редкость, если посмотреть на российские и советские истории семей, которые попадали в такую трудную ситуацию. В конце концов, это наказание человека, которые занимается правозащитной деятельностью в России.
Сириль: Дженнифер сказала в конце, что такие истории были недавно, в советские времена. У меня русские корни, моих предков-белогвардейцев уже выселяли в 1917 году — так они очутились во Франции. Я в Россию приезжал дважды в год и занимался культурными отношениями. Во Франции организовывал фестиваль русского кино в Париже, а в России до прошлого года организовывал фестиваль европейского кино в Вологде «Voices». К сожалению, год за годом я понимаю, что здесь все труднее. И даже могут произойти такие истории, когда попадешь в тюрьму просто так. Вот я отсидел — и решил пока, на всякий случай уехать из России.
Настя: А у тебя была просто туристическая виза? На каком основании ты здесь находился?
Сириль: Нет-нет, у меня уже есть российский загранпаспорт.
Ольга: То есть, ты получил российское гражданство?
Сириль: Да. У меня внутреннего паспорта нет, но загранпаспорт мне выдали в Страсбурге. В принципе, поэтому я надеюсь, что всегда смогу вернуться в Россию.
Настя: Как и почему тебя задержали?
Сириль: Меня задержали вот за день до моего вылета. Я должен все равно был в тот момент во Францию поехать. Но тогда вообще не по этой причине, я и по делам университета тоже должен был во Францию вернуться. Я был в центре вечером 2-го февраля вечером.
Настя: Когда в Москве был суд над Алексеем Навальным, и потом были массовые задержания?
Сириль: Весь день был суд, все ждали — что будет. И в 20:00 объявили, что Алексей Навальный пойдет в тюрьму на 2 с половиной года — и акция протеста начнется в 22:00. Но я тогда уже до этого был в центре, так как это был мой последний вечер [в Москве]. И когда протесты уже начались, я просто был рядом. Вышел на улицу, меня ОМОН поймал — и все.
Ольга: То есть, ты не собирался в этих протестах участвовать, ты просто шел?
Сириль: Просто шел. Очень много было таких людей [среди задержанных]. Даже те, которые знали о протестах, просто шли к омоновцам и спрашивали у них: «А куда мне пройти, чтобы меня не путали с протестующими?» А им говорили: «Сейчас покажем», и сажали их в автозак. Меня задержали одновременно с другим иностранцем — сирийцем, который вообще по-русски не говорил ни слова. Он просто спросил у ОМОНа: «Где станция метро Охотный ряд?»
Ольга: На каком языке?
Сириль: На русском. Вот он одну фразу знал: «Где Охотный ряд?» Омоновец сказал: «Сейчас тоже тебе покажу» — и тоже посадил его в автозак..
Ольга: А когда вас засунули в автозак, это было с применением насилия или вежливо? Как это происходило?
Сириль: Не вежливо, конечно, но… Я просто, когда понял, что уже нас окружают и я не могу уйти обратно, то решил, пока всё успокоится, пойти в маленький переулок, где был тупик. Я был там один. А за мной просто пришли восемь омоновцев и забрали. Я как раз по телефону говорил своим друзьям, что сейчас вернусь. Но омоновцы не те люди, с кем можно было в тот момент поболтать и объяснить, что мы тут с друзьями выпиваем. Они очень большие к тому же.
Мы пробыли в этом автозаке часика три, и потом нас отвезли в ОВД «Северное». Но в тот момент все думали, что нас оштрафуют на 2 тысячи рублей и отпустят. А в итоге сидим, ждем уже восемь часов — и тут к нам уже идет старший полицейский и говорит: «Все, вы в суд едете, ребята». И в тот момент мы еще не думали, что пойдем в тюрьму. Только в суде поняли, что кто-то поедет на 10 суток, кто-то на 15, а кто-то на семь, как у меня. Все было неожиданно.
«Реальной помощи не было, потому что — а что делать?»
Ольга: В подобных ситуациях вы, наверное, имеете право и должны звонить в ваше консульство, чтобы вас выручали консулы ваших стран? Как это работает?
Сириль: Сначала я правда думал, что это будет недолго. Сами полицейские не знали, что так будет. Они уже всю ночь не спали из-за нас, хотели нас выпустить и идти спать. И я подумал — лучше не звонить, потому что я уже потерял три часа и скоро выйду. А когда уже стало понятно, что будет суд — уже другая ситуация: нас держат в клетках, в «обезьянниках» без телефона. Они тогда уже позвонили в моё консульство, и генеральный консул пришел ко мне в СИЗО на второй день, а вице-консул приехал ко мне в Сахарово.
Настя: Получается, они не знали, что у тебя еще и российский паспорт? Ты представился как француз?
Сириль: У меня при себе в тот момент был русский загранпаспорт, но они все равно понимали, что я француз. Долго допрашивали: «Что ты делаешь в России? Чем занимаешься?»
Настя: А какие вопросы задавали еще?
Сириль: Про родственников, про то, знаю ли я Алексея Навального. Если я не знаю других протестующих, почему я не иду спать, а хожу по улицам так поздно? Вот такие вопросы, чуть-чуть глупые. У меня «загран» к тому же странный, там написано, что он выдан во Франции. Такая ночь была — все устали, не понимали нормально. К тому же я не согласился давать отпечатки пальцев.
Ольга: Когда сотрудники консульства приезжали, они как-то могли тебе помочь?
Сириль: Они уже приехали ко мне только, когда я уже прошел суд. До этого очень много российских провластных СМИ критиковали тот факт, что ко мне они не приехали на суд, хотя кто-то из них пошел на суд над Навальным — провели такую параллель. Но мне лично не важно, пришли они или нет.
Настя: А тебя в итоге как гражданина России судили?
Сириль: Очень долгий был у меня суд, в итоге судья сказала: «Ну, ты же русский? Ты говоришь по-русски — значит я буду судить тебя, как русского». По факту она права, и это было бы неправильно по отношению к другим задержанным. Но сирийца отпустили. Я ему переводил протокол в полиции, и судья, наверное, подумала: «Блин, это все-таки слишком странно, что какой-то француз переводит сирийцу». И она смотрела на этого бедного сирийца, который вообще не знал, что происходит, кто такой Навальный. Просто турист, который из Красноярска и приехал на четыре дня посмотреть Москву. Он мне сказал: «Все, я остаюсь в Красноярске, не буду больше ездить в Москву». Она его отпустила, но все равно со штрафом в 15 тысяч.
Апелляцию после суда я подал, когда еще был в Сахарово. Проиграл. Сейчас я же все равно продолжаю с адвокатами готовиться к кассации. Семь дней я не верну, это много, конечно, за простое гуляние, но не в этом суть. Это просто все-таки неправильно, я считаю.
Ольга: У тебя адвокаты из ОВД-инфо?
Сириль: Одна из ОВД-инфо, другой личный. Очень хотел бы всех адвокатов из ОВД-инфо поблагодарить. Каждый из них занимался 40 людьми в день. Вставали в 05:00, ложились в 01:00 ночи, в 02:00 — и весь день теряли в суде. Адвокаты из «Открытой России» тоже были и так же теряли время, но все равно продолжали [защищать задержанных].
Ольга: Дженнифер, а вот в такой ситуации, как твоя, реально ли гражданину рассчитывать на какую-то помощь от Консульства США?
Дженнифер: Как вы знаете, Санкт-Петербург не такой большой город, как Москва. Так что многие иностранцы знают друг друга, включая сотрудников разных консульств. У меня было много друзей из разных консульств — не только США, но и британского, французского и так далее, нидерландского. Когда я узнала про свою депортацию, конечно, я поговорила с моими друзьями в американском консульстве, и они, конечно, были не очень довольны. Это не было большим сюрпризом, потому что они тоже знали моего бывшего мужа и о его деятельности.
Они предлагали посетить [вместе со мной] судебные инстанции, но от получения письма до моего отъезда из России было всего 10 дней. За это время у меня было даже не помню сколько судебных встреч — почти каждый день. Но я их не посещала. Я даже думала, что присутствие кого-то из консульства в районном суде Санкт-Петербурге было бы не очень полезно — там не было достаточно места для журналистов. Так что я сказала, что не надо. Конечно, моральная поддержка у меня была. Но с юридической точки зрения у них нет никакого влияния.
Я знаю точно, что Госдепартамент и госсекретарь Керри в это время участвовал в каких-то брифингах, потому что это была достаточно громкая ситуация — впервые американку депортировали из России по такой причине. Но реальной помощи не было, потому что — а что делать? К тому же, я не сидела в тюрьме, а собирала чемоданы дома. Но у меня был муж и его окружение. И я думаю, что у меня была как раз достойная адвокатская помощь и поддержка.
Ольга. Да, учитывая, что Иван Павлов известен, как один из основателей команды «29», одной из самых сильных правозащитных юридических команд в России, это, конечно, привилегированные условия — получать депортацию с такой поддержкой.
Дженнифер: Я, конечно, не хотела входить в число его клиентов, но так получилось.