Фото: Андрей Стенин/РИА Новости

Несмотря на кампанию поддержки активисток группы Pussy Riot, Мосгорсуд сегодня оставил в силе решение содержать под стражей Надежду Толоконникову и Марию Алехину. По статье «Хулиганство» им может грозить до 7 лет лишения свободы за импровизированное выступление на амвоне храма Христа Спасителя. Slon поговорил с мужем Толоконниковой Петром Верзиловым, активистом арт-группы «Война».

Как вы оцениваете сегодняшний процесс?

– Судьи абсолютно не заинтересованы в каких-либо формальных доводах, которые им приводили адвокаты. Все, что говорилось на заседании, они как будто не слушали, а просто выждали время, чтобы можно было огласить решение и оставить все как есть.

В чьих интересах сейчас держат Толоконникову и Алехину в тюрьме?

– Это интерес лично Владимира Путина, а не церковников, как некоторые считают. Потому что именно Путин был героем их выступлений, и тот факт, что он комментировал это дело, был достаточно беспрецедентным. По словам следователей разных и источников во властных кругах, заинтересован в этом процессе он сам, лично. И это показывает, что две последних акции: на Лобном месте, которая называлась «Путин зассал» и вторая, «Богородица, Путина прогони», его сильно задели, и он таким образом намерен мстить, держа молодых мам в тюрьме.

Стоят ли здоровья, жизни семьи и вообще нормальной жизни эти акции? Ради чего все это, ради того, чтобы обидеть Путина?

– Нужно вначале разделять группу «Pussy Riot» и арестованных девочек. Потому что группа принципиально анонимна, а девочки пользуются 51-ой статьей и принципиально не комментируют свое участие или неучастие в группе, из-за того, что следствие очень грубо с ними работает.

Но у любой политической или художественной акции всегда есть определенная гражданская необходимость. Нельзя говорить, что они могли предвидеть последствия, в современной России за все, что угодно, можно сесть, вызвав гнев высших лиц, сделав что-то под неправильным углом. И каждый может спокойно попасть под арест. В стране, в которой менты, которые насилуют и убивают людей, остаются ждать суда дома, и потом получают условный срок, а две молодые мамы с гражданской позицией сидят в тюрьме, может происходить все, что угодно.

Тем не менее, есть грань опасности, и я знаю, как оставаться на безопасной стороне. А когда рискуете вы, то каждый раз понимаете, чем. Ради чего переходить грань?

– Эта грань безопасности – абсолютно условная вещь. Я вполне могу представить ситуацию, что Путин сейчас станет президентом, и на вас, в том числе, предложит, завести дело. Это вполне может произойти. Грань безопасности очень подвижна. Нужно делать то, что ты считаешь необходимым и правильным, и ничего не бояться. Убежденностью и смелостью можно достичь изменений.

Что значит, ничего не бояться? Разве не страшно то, что происходит с вашей семьей сейчас?

– Да, это страшно, но вот такая власть у нас, которая считает, что ей к лицу нагонять страх. На это надо отвечать бесстрашием. И нельзя показывать, что власти удалось внушить страх.

Отказаться от подобных форм высказываний вообще? Да, мы понимаем, что с нами может произойти. Но цель в том, чтобы раздвигать грань свободы. Есть абсурд системы, которая кидает двух девушек в тюрьму и отправляет домой полицейского насильника. Жить в вечном страхе, потому что завтра тебя посадят, нельзя, потому что это может произойти по любому поводу.

Вы говорите, что раздвигаете границы свободы для всех, но каждый раз, когда вас сажают или пытаются посадить, возникает страх. И его больше, чем свободы.

– Этого не должно происходить, бесстрашие нужно проявлять до тех пор, пока власть не перестанет бить и сажать граждан. А все остальное – это закрытие глаз на все. Бесстрашие необходимо, чтобы действовать и бороться.

Значит, ради этого вы приносите в жертву судьбу своей семьи?

– На самом деле люди, которые вообще не задействованы никак в никакой гражданской активности. Семьей рискует больше тот, кто ругает Путина только на кухне. Он думает, что не приносит свою семью в жертву, но рискует еще больше. Семья приносится в жертву, когда ты никак не сопротивляешься и не борешься против этого. Я не могу принять мысль о том, что моя дочь вырастет в стране, где можно взять и по обвинению высшего чиновника государства кого-то посадить или избить кого-то. Это для меня важнее, чем какое-то личное спокойствие в сегодняшнем дне и следующей неделе. Нужно бороться, чтобы такие вещи системно не происходили через день хотя бы через 15–20 лет.

Вся протестная активность последних месяцев и многотысячные митинги превратились в несколько группок, поддерживающих Ольгу Романову и Алексея Козлова, Марию Алехину и Надежду Толоконникову и Таисию Осипову.

– Да, и в этом отчасти виноваты наиболее инициативные персонажи в «Оргкомитете», которые не очень умело распорядились медийной волной, которая была им вручена, но которую им не удалось оседлать. Действительно, людей привлекло на тот момент конкретное очарование того, что можно на практике выходить сражаться за честные выборы. И люди, конечно, не будут выходить на улицу в таком количестве, как зимой, по каждому эпизоду несправедливости. Но сейчас важно, чтобы эти темы как можно больше политизировались.

История с акцией Pussy Riot абсолютно медийная, возможно, она искусственно сместила внимание с главной темы протестов и вызвала неоднозначную реакцию у всех? Это был стратегический просчет?

– Здесь надо разделять сам эпизод молебна в храме и факт ареста. Можно критиковать и ругать факт молебна, но он не вызвал столь колоссального резонанса, который вызвал арест девушек. Любое мощное культурно-политическое выступление или акция не может быть стратегическим просчетом.

Протестная волна должна быть такой мощи, чтобы ее невозможно было сбить ничем. Уж точно нельзя было бы ее сбить локальными историями несправедливости. Но протестная волна сама пришла к тому, что от 100 000 на улицах осталось 20 000 человек, которые не готовы ни к каким радикальным действиям, ни к какой борьбе, даже к тому, чтобы остаться на улице они не готовы. В палатках и в фонтане готовы стоять только 2000–3000. Людей мало, и никоим образом нельзя говорить, что девушки приложили к этому руку.