Кадр из мультфильма «Малыш и Карлсон», режиссер Б. Степанцев. 1968

Вообще-то это сюжет для мемуаров, а сейчас просто чтобы не забыть: это было в сентябре 2011 года, я увидел в новостях сообщение со ссылкой на источник в партии «Правое дело». Речь шла о том, что на ближайшем съезде этой партии в отставку будет отправлен ее лидер Михаил Прохоров, торжественно избранный на эту специально для него придуманную должность несколькими месяцами ранее. Я тогда работал в газете, пошел к редактору. – Ты в курсе?
Редактор махнул рукой: – А, это Миша пиарится, не обращай внимания. Верить, что «Миша пиарится», мне не хотелось, я стал обзванивать знакомых – кто что думает и кто что знает. Первый же человек, которому я позвонил, позвал меня на следующий день пообедать в «Недальнем Востоке» – там должен был быть Прохоров и еще какое-то количество разных людей, которые, как и я, оказались взволнованными свежей политической сенсацией. Сентябрь 2011 года, полмесяца до путинско-медведевской рокировки, времена какие-то совсем, если смотреть из наших дней, далекие и неправдоподобные. Совсем другая, по сравнению с нынешней нашей, жизнь, совсем другие, чем теперь, присущие этой жизни политические сенсации. В «Недальнем Востоке» для этого странного обеда был снят целый зал, за столом сидели вперемежку те, кого можно было ожидать в этом контексте, и те, кого мне было видеть странно; сейчас, спустя больше чем полтора года, я, впрочем, не могу поименно разделить их на эти две категории. То есть был Ройзман – это понятно (формально из-за него Прохорова и стали свергать; считалось, что есть негласное кремлевское правило – не пускать на выборы ранее судимых граждан, а Ройзман судимый, и, включив его в список, Прохоров это правило как бы нарушил). Был ведущий перестроечного «Взгляда» Любимов – это тоже понятно (Любимов в итоге до сих пор у Прохорова и работает). Но кроме них, там были – известный СММ-активист, до того ассоциировавшийся у меня только с Селигером и смежными нашистскими проектами, несколько будущих деятелей Болотной площади, к которым в известном смысле можно отнести и меня. Кто-то явно был лишним – либо люди с Селигера, либо люди с Болотной, но сейчас у меня нет ответа на вопрос, кто был лишним на самом деле. А тогда ответ был. Прохоров жаловался, что его партия подвергается рейдерскому захвату, что захват инициирован Владиславом Сурковым, что он настроен сопротивляться максимально яростно. Мы уговаривали Прохорова повторить то же самое, что он говорил нам, публично, и в какой-то момент он согласился, сказал, что проведет часа через два пресс-конференцию у себя в кабинете (это соседнее с рестораном здание), и немедленно велел своим пиарщикам объявить об этой пресс-конференции как можно шире. К назначенному часу во дворе «Онэксима» толпилось очень много журналистов, в том числе и те, кто по пресс-конференциям обычно не ходит. Спустя несколько дней Юрий Сапрыкин напишет об этих событиях текст под названием «Два дня, когда политика вернулась» – да, это было именно так. Вот тогда во дворе как раз и было ощущение, что, во-первых, политика вернулась, и, во-вторых, что это все очень ненадолго: сейчас Прохорова из политики выгонят, и все будет как раньше. На свою пресс-конференцию Прохоров немного опоздал – как раз после нашего обеда ему позвонил Сурков, и они о чем-то долго разговаривали. Выйдя к журналистам, Прохоров повторил слова о рейдерском захвате, но вместо Суркова почему-то обвинял во всем его сотрудника (сейчас он на той же должности работает у Вячеслава Володина) Радия Хабирова. Я несколько раз спросил Прохорова, готов ли он что-нибудь сказать о роли Суркова в захвате партии, но Прохоров те же несколько раз ответил, что должен во всем основательно разобраться, чтобы делать серьезные выводы, а пока о Суркове говорить не готов. О Суркове и о том, что надо добиваться его изгнания из Кремля, Прохоров скажет только на следующий день, когда съезд «Правого дела» все-таки выгонит его самого из партии. Двухдневная драма закончилась, а с ней закончилась и политика. До рокировки оставалось три недели, до Болотной – чуть больше трех месяцев. Никто ничего не ждал, многие делали какие-то политические прогнозы, но, кажется, ни один прогноз не оказался правильным. На новостных лентах теперь время от времени, достаточно редко, появляются ссылки на очередные жесткие политические заявления Михаила Прохорова – вот сейчас он предлагает вместо Навального судить Маркина. Но эти заявления не интересуют даже тех, кто открыто на Прохорова работает, – я читаю аккаунты многих из этих людей в соцсетях, и хотя бы они должны были бы писать что-нибудь вроде: «Ух, как Михаил Дмитриевич выступил», но молчат. Прохоров сейчас – это такое политическое привидение из позапрошлых времен, мальчик из советского рассказа «Честное слово», которого поставили на часы и забыли отпустить домой. Прохорова тоже явно забыли отпустить, когда стало ясно, что назначенный системный либерал никому особенно не нужен. Человек отбывает условия сделки, и тоску, которая сквозит из каждого его слова, из каждого жеста, можно просто есть ложкой. Полтора года назад, когда мы сидели в «Недальнем Востоке» как в революционном штабе, кто бы мог подумать, что этим все кончится? Собственно, это главное, чему меня научили те «два дня, когда политика вернулась»: если текущие политические события производят на тебя сколько-нибудь сильное однозначное впечатление, это впечатление, скорее всего, ошибочно.